удостоверилась, что их сумма составляла ровно десять тысяч. Деньги для нее просто огромные, а ведь тот жгучий брюнет сказал ей, что это только начало их сотрудничества.
Вспомнив его слова, Кара подумала, что об их неожиданной встрече и передаче денег ей следует кому- то сообщить. А вот кому, решить было сложно. Естественно же, не мистеру Торку из службы иммиграции — Каре и сейчас было противно вспоминать их двухчасовой разговор в аэропорту. Более того, заяви она ему о полученном конверте, он, чего доброго, обвинил бы ее в провозе контрабанды и выдворил бы из страны.
Не хотелось открывать свою тайну и симпатичному малышке, мистеру Флетчеру: во-первых, управляющий такой огромной гостиницей, как “Отель Интернэшнл”, наверняка и без нее имел забот полон рот, а во-вторых, вовсе не его это дело.
Кара взглянула на свои часы. Они показывали пять минут четвертого. Джек Мэллоу, должно быть, уже давно спал. Если она позвонит ему и попросит приехать, он, скорее всего, выполнит ее просьбу, но какова будет компенсация за прерванный сон пилота, девушка себе отлично представляла. С другой стороны, о тех сорока восьми часах, проведенных с ним в маленьком турецком отеле на Босфоре, нельзя было сказать, что они оказались для нее такими уж неприятными. Какая досада! Получай этот красавец пилот жалованье чуть побольше, ну, скажем, на двести — триста долларов, в него вполне можно было бы влюбиться по- настоящему.
Кара надела очки и достала из карманчика жакета визитную карточку Мэллоу. В любом случае в эту минуту, кроме него, обратиться ей было не к кому — ведь после последнего долгого пребывания за границей она растеряла всех своих друзей и знакомых, и единственным, у кого девушка могла спросить совета, оказался именно он.
Сняв трубку, Кара продиктовала дежурной на коммутаторе телефон гостиницы, в которой остановился Джек. Телефон в номере Мэллоу звонил долго, и наконец на другом конце провода Каре ответил сонный голос:
— Мэллоу слушает.
— Это Кара, Джек, — сказала в трубку девушка. — Не слишком бестактно будет, если я попрошу тебя сейчас приехать ко мне? Кажется, мне грозят большие неприятности, потому что точно знаю: влипла в какое-то грязное дело.
У Джека Мэллоу сон как рукой сняло.
— Да-да, конечно. Я еду. Спасибо, моя рыжеволосая, за твой звонок. Да, а почему ты не позвонила, как только разместилась в гостинице?
— А я только что приехала из аэропорта, — ответила Кара. — Всего несколько минут назад.
— Но мы сели пять минут первого, — возразил пилот. — Хочешь сказать, что до отеля ты добиралась три часа?
— Примерно столько.
— Что с тобой произошло?
— Долго рассказывать, — ответила девушка. — Обо всем — когда приедешь ко мне. В гостинице справки обо мне не наводи — я остановилась в 623-м “А”. Это на шестом этаже.
— 623-й “А” на другом этаже находиться не может, — засмеялся Джек Мэллоу. — Хорошо, через десять минут я у тебя.
Кара положила трубку и, пройдя в спальню, открыла меньший из двух своих чемоданов. Она достала халат и кружевной гофрированный пеньюар, купленный в крохотном магазинчике на Виа-Венето. Держа эти вещицы в руках, Кара вошла в ванную комнату и улыбнулась своим мыслям — что подумают о девушке в администрации гостиницы, если она, едва переступив порог приготовленного для нее номера, тут же позвонила своему знакомому и пригласила его к себе. Приезд Джека Мэллоу мог плохо сказаться на ее репутации, поскольку в любой гостинице закоренелых моралистов всегда полным-полно. “Сомневаюсь, — думала Кара, — чтобы Эмили Пост или Эми Вандербильд хоть раз задержали в аэропорту, где бы сотрудник иммиграционной службы битый час показывал одной или другой фотографии мертвой кокотки, а потом каждая получила бы десять тысяч долларов от человека, которого никогда раньше в глаза не видела. И уж точно после всего этого их не доставляли бы прямиком в гостиницу и не селили в апартаменты, оплатить которые мог бы, пожалуй, только нефтяной магнат из Техаса или индийский магараджа”.
Кара сбросила с ног туфли и присела на унитаз, чтобы расстегнуть пояс и снять чулки. “Как хорошо быть богатой, такой богатой, чтобы можно было позволить себе постоянно жить в таких условиях, как эти”, — подумала девушка, не терявшая надежды удачно выйти замуж.
Она некоторое время колебалась, делая выбор между душем и ванной, и наконец остановилась на ванне. Кара разделась, закурила сигарету и, присев на ее край, стала рассматривать свое изображение во всех зеркальных стенах. У нее была красивая грудная клетка и грудь, а также круглая упругая попка. Она могла легко обхватить двумя пальцами свою узкую лодыжку. Ноги у нее были длинными и стройными. Даже в неполные двадцать четыре живот ее имел слегка вогнутую форму. Что ни говори, фигуру она имела отменную, а тело ее могло привлечь внимание любого мужчины. А что она от всего этого имела? Совсем непродолжительное замужество, две короткие связи, ни одна из которых сильно ее не увлекла и которые закончились по обоюдному согласию сторон. Так что ни Кара, ни ее любовники при расставании не испытывали ни чувства горечи, ни сожаления. Были в ее жизни и двое мужчин, так сказать, на одну ночь. С ними она шла в постель только для того, чтобы временно утолить потребность в мужчине. Кроме того, в Рабате у нее был групповой секс с тремя лейтенантами, предусмотрительно подпоившими ее араком. А мужчиной, лишившим ее девственности, оказался первый атташе американского посольства в Вене. И вот теперь в ее жизни появился Джек Мэллоу.
Что ж, для совсем уж плохой девушки список любовников весьма короток, но для хорошей — чересчур длинен. Кара никогда не жалела, что ничего не рассказала отцу о мистере Оливере, — тот бы сразу прикончил его. По той же причине она умолчала и о трех лейтенантах. Потому что не было отца, который бы так рьяно заботился о нравственности своей дочери, как главный сержант морских сил США Майкл Джон Френсис Патрик О'Хара, который большую часть своей жизни посвятил тому, что щупал то одну, то другую женщину. Ирландец по происхождению, Майкл О'Хара женился на служанке-ирландке, единственным достоянием которой была Библия и упругая задница; и, уделяй будущий моряк меньше внимания второму достоинству жены, он мог бы стать священником и со временем получить высокий церковный сан. Если бы О'Хара, награжденный за отвагу, проявленную им во время войны, не менял жен как перчатки, а больше заботился бы о своей карьере, то очень скоро стал бы четырехзвездным генералом.
Кара, попробовав ногой воду, залезла в ванну и легла. Оказавшись в горячей воде, девушка ощутила неописуемое блаженство, тело ее стало почти невесомым, и она от удовольствия закрыла глаза. “Как же все-таки тоскливо быть одной”, — подумала она. С той поры, как умерла ее мать, а отец стал приводить одну мачеху за другой, ей не к кому было приклонить голову. Нельзя сказать, что все мачехи плохо к ней относились, просто им было не до нее. Девочка оказалась предоставленной сама себе, и отличать плохое от хорошего ей приходилось самой; в этом ей очень помогали книги, которые она читала запоем.
Могло случиться и так, что она не приобрела бы хорошую специальность. То, что произошло у нее со стареющим атташе и тремя лейтенантами, могло очень плохо сказаться на ее дальнейшей судьбе. Кара даже думала, что у нее генетическая предрасположенность к распутству, однако, насмотревшись американских фильмов и телепрограмм, прочитав огромное количество бестселлеров, выпущенных за последние пять лет, она убедилась, что секс, даже во всем его многообразии, совсем не грех, а в восточной культуре его вообще обожествляют. Постепенно старомодный иудейско-христианский постулат, согласно которому душа человека бессмертна только в том случае, если он или она всю жизнь строго исполняли предписываемые церковью обряды и не нарушали установленные ею запреты, был ею отвергнут.
Отныне Кара считала: хорошо все, что приносит деньги… Почувствовав в какое-то мгновение, что она не одна, девушка открыла глаза и увидела перед собой Джека Мэллоу: он сидел на краю ванны и улыбался.
— Если ты это называешь неприятностями, то я был бы не прочь разделить их с тобой, — улыбнулся он. — Что, умер твой дядюшка, о существовании которого ты и не подозревала, и оставил тебе в швейцарском банке счет?
Кара попыталась было прикрыть грудь руками, но тут же поняла, что после Стамбула скрывать ее от Джека просто смешно. Правда, она не хотела, чтобы он застал ее в таком виде. До его прихода девушка
