Леди Брекон ласково погладила ее по руке.
— Я всегда желаю видеть вас. Расскажите же мне о себе и о Вэйне. Как мой сын?
Кэролайн колебалась. Ей очень не хотелось лгать леди Брекон, но она понимала, что сказать ей правду — значило взволновать ее.
— Его светлость вполне здоров, — ответила она наконец. — Я только что его видела.
Несмотря на все усилия Кэролайн вести себя естественно, что-то в тоне ее голоса заставило леди Брекон внимательно взглянуть на нее. Кэролайн боялась, что она спросит ее, в чем дело, но, следуя своему обычаю избегать всех неприятностей, леди Брекон промолчала.
От волнения Кэролайн говорила очень быстро:
— Мы венчались в часовне, церемонию совершил епископ, и кто-то, не знаю кто, играл на органе. Мне очень жаль, что вас там не было.
Последовало неловкое молчание, Кэролайн чувствовала, что ее слова не успокоили леди Брекон. Она желала услышать, что ее сын счастлив: она желала убедиться в том, что этот поспешный брак, заключенный при таких странных обстоятельствах, принес ему радость, которой, она это знала как мать, он так долго был лишен.
Но при всем старании Кэролайн не смогла бы убедительно солгать, и она только лишь сказала:
— Я обратила внимание во время венчания, что в длинном списке имен лорда Брекона не упоминается то, которым его все называют.
— Вэйн — это ласкательное имя, — объяснила леди Брекон, — при крещении он действительно получил много имен, но я зову его Вэйн. Это проще, и так звали одного человека, которого я очень любила. Он умер еще до рождения Вэйна.
— Так вот в чем дело, — проговорила Кэролайн. — А я-то думала…
— Ваше недоумение понятно, моего сына все зовут по имени, которое дала ему я.
Кэролайн тщетно пыталась найти еще какую-то тему для разговора, когда леди Брекон вдруг спросила почти умоляюще:
— Вы ведь его любите, правда, Кэролайн?
На этот вопрос Кэролайн могла ответить прямо и откровенно:
— Да, я люблю его всем сердцем.
— Я только желала в этом убедиться, — сказала леди Брекон. — Теперь вы о нем позаботитесь, Кэролайн, потому что я часто боялась, что в нем есть какая-то необузданность. Это очень трудно объяснить, быть может, все молодые люди таковы. Но для тех, кто богат и знатен и у кого нет отца, чтобы направлять их, все гораздо сложнее. Тем не менее богатство и знатность необходимы, поскольку бедность тяжела, и людям из хороших семей особенно тяжело выносить ее.
Леди Брекон, казалось, говорила сама с собой, и Кэролайн чувствовала, что в словах ее таится тревога.
— Я даю вам слово, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Вэйн был счастлив, — сказала она и добавила, вставая:
— Если ваша светлость позволит, я бы хотела пойти прилечь. Я почему-то очень устала.
— Конечно, дорогая, — отвечала леди Брекон. — Напряжение вчерашнего вечера не могло не сказаться на вас. Пусть Доркас проводит вас в спальню и позовет вашу горничную.
— Нет никакой необходимости, — возразила было Кэролайн, но тут же почувствовала, что у нее не было сил протестовать: шок от всего услышанного и увиденного ею начал давать себя чувствовать.
Когда она вернулась к себе, дрожь охватила ее с головы до ног и руки у нее похолодели. Явившаяся на звонок Мария раздела ее и уложила в постель, положив в ногах нагретый кирпич.
В комнате пылал камин, но дрожь все еще не унималась, и Кэролайн казалось, что она никогда не сможет согреться. Озноб сотрясал ее, прежняя отрешенность отступила под воздействием физической немощи, и она отчетливо увидела перед собой злобные маленькие глазки Кэсси и услышала ее голос. Кэролайн застонала и спрятала лицо в подушку.
— Да вы совсем больны, миледи! — воскликнула испуганная Мария. — Позвольте, я попрошу его светлость послать за доктором.
— Нет, нет, — запротестовала Кэролайн. — Я знаю, что со мной, доктор мне не поможет.
Однако ее очень беспокоило, что, несмотря на гору одеял, она по-прежнему дрожала так, что зубы ее стучали как в лихорадке. Она попросила Марию узнать у Доркас, нет ли у ее светлости опия.
— Если бы мне удалось заснуть, Мария, я уверена, что, проснувшись, я была бы совсем здорова. Я просто расстроена и не спала ночь.
Мария сочла это предложение разумным и, дав Кэролайн несколько капель опия, устроилась у ее постели, пока дрожь не унялась и глаза Кэролайн не начали слипаться.
Кэролайн проспала всю ночь. Сначала это был глубокий, без сновидений, сон одурманенного человека.
Но по мере того, как шло время, лицо ее порозовело и дыхание стало легким и ровным, как у ребенка. Только тогда Мария на цыпочках вышла из комнаты и отправилась спать.
Когда Кэролайн проснулась, солнце уже давно взошло. Она потянулась и села. Сначала она не могла поверить, что спала, не просыпаясь, всю ночь. Сон освежил и взбодрил ее, и воспоминание о том, как она, дрожа, едва добралась до постели, казалось ей теперь плодом ее воображения.
Она встала, подошла к окну и раздвинула занавески.
Сад внизу был залит солнцем, и его горячие лучи заставили ее зажмуриться.
Кэролайн позвонила, и в комнату проворно вошла Мария.
— Вы сегодня куда лучше выглядите, миледи! — воскликнула она.
— Лучше? — улыбнулась Кэролайн. — Я совсем здорова, Мария. Принеси мне завтрак и приготовь ванну, я займусь домашними делами. Я больше не намерена отсиживаться у себя в спальне.
— Я так беспокоилась о вашей светлости, — болтала, суетясь по комнате, Мария. — Когда я вас вчера в постель укладывала, у вас был такой вид, словно вы увидели привидение.
— Может быть, так оно и было, — вздохнула Кэролайн, на мгновение вновь омрачившись мыслью об ужасной тайне, открытой ей Вэйном.
Но сегодня утром ничто не могло смутить ее отважный дух. Она увидится с Вэйном, решила она про себя, поговорит с ним, сломит воздвигнутую им между ними преграду, чтобы вместе найти способ рассеять мрачный ужас, препятствующий их счастью.
— Должен же быть какой-то выход, — произнесла она громко.
— Что вы сказали, миледи? — спросила Мария.
— Я просто подумала вслух, — отвечала Кэролайн. — Мария, если бы что-то ужасное угрожало счастью всей твоей жизни, что бы ты сделала?
Мария на минуту задумалась.
— Если бы все и вправду было так плохо, миледи, я бы помолилась.
— А если бы молитва не помогла?
— Тогда, миледи, я уж как-нибудь постаралась бы справиться с этим, что бы оно такое ни было.
— Мне кажется, что ты права. Я испробую оба средства.
— Молитва еще никому не повредила, — заметила Мария, — и, как говорила моя матушка, бог помогает тому, кто сам себе помогает. Может быть, молитва откроет вам, как поступить.
— Так я стану молиться, — сказала Кэролайн. — Мне очень нужно знать, как мне выйти из моих затруднений.
— А пока ваша светлость молится, я принесу ваш завтрак. Чего бы вашей светлости очень хотелось?
— Неважно чего, — ответила Кэролайн, — я очень проголодалась.
— Это хороший признак, миледи. — Мария, улыбаясь, вышла.
Оставшись одна, Кэролайн снова подошла к окну, но открывшийся ее взору вид не занимал ее внимания.
Мария права, подумала она. Нужно молиться, просить указаний, что ей предпринять, чтобы помочь Вэйну.
Ее вдруг охватила тоска по родителям. Если бы они были с ней сейчас, если бы она могла рассказать все
