— Ну конечно, — ответила Калиста. — Хелстон. Мистер и миссис Хелстон. Мы из Лондона.
— Доктор скоро будет, мадам; надеюсь, после «его визита вы не откажетесь от легкого ужина?
— Благодарю вас, с удовольствием, — сказала Калиста.
Слуги, которые помогали перенести графа наверх, вышли, и в комнате остался только один — маленький, худенький, но очень жилистый и, как видно, выносливый человечек. Он заверил Калисту, что все время будет рядом и явится по первому ее зову в любое время дня и ночи.
Закрыв, наконец, и за ним дверь, Калиста смогла подойти к постели графа, чтобы взглянуть на него.
Пока они ехали сюда, глаз графа страшно распух и не открывался, но девушка понимала, что это не так опасно, как то, что у него могли быть сломаны ребра и повреждена грудная клетка.
Во всяком случае, ни о чем нельзя было судить с полной уверенностью до прихода врача, а потому Калиста прошла пока в свою комнату, чтобы снять шляпку и пригладить волосы.
Вернувшись в спальню, она снова села у постели графа, не спуская глаз с его лица.
Просто какой-то рок преследует нас, подумала девушка, постоянно сталкивая друг с другом.
Она сделала все, что могла, предупредила его, чтобы он не входил в ее жизнь, но он не внял предупреждению; и вот теперь, когда она бежала прочь, чтобы спасти и его и самое себя от того, что им было уготовано и чего оба они не хотели принять, он появляется снова, и ей ничего больше не остается, как только ухаживать за ним, пока он не поправится.
Калиста понимала, что нельзя сейчас же послать за его слугами и экипажем и унизить его, позволив им увидеть своего господина в таком состоянии.
Она понимала также, что в этом случае потребовалось бы слишком многое объяснять, даже если бы ей удалось сразу же исчезнуть.
Так что единственной возможностью загладить вину, которая, в сущности, целиком лежала на совести ее матери, было держать все случившееся в тайне и постараться, чтобы ни одна душа не узнала об этом.
Врач прибыл быстрее, чем ожидала Калиста.
Это был грубоватый, но добродушный деревенский костоправ, привыкший иметь дело со всякими травмами, случающимися иногда при верховой езде, большой специалист по разнообразным переломам и вывихам.
Он внимательно осмотрел и ощупал графа.
— Готов спорить на что угодно, миссис Хелстон, — проговорил он наконец, — что ваш муж, кстати, замечательно здоровый и красивый молодой человек, — не очень сильно пострадал; самое худшее, что у него может быть, — это парочка сломанных ребер! Сейчас я наложу ему тугую повязку. Конечно, для него это будет связано с временными неудобствами, но ничего страшного, это ненадолго!
— Я так рада! — воскликнула Калиста. — А вы не думаете, что у него сломана челюсть?
Доктор улыбнулся.
— У него, без сомнения, будет синяк вокруг глаза, который несколько подпортит его внешний вид, — заметил он, — и ему, пожалуй, несколько деньков будет не до смеха! И все же ему здорово повезло, что эти треклятые разбойники, — прошу прощения за такое слово, — не сломали ему нос!
— А почему именно нос? — удивилась Калиста.
— Мужчина, который был их предыдущей жертвой, очень сильно пострадал, — объяснил доктор. — Ему раздробили нос, а на руку ему пришлось наложить шину на целых шесть недель!
Он туго перебинтовал грудь графа, посоветовал Калисте прикладывать гусиный жир к его синякам и пообещал заглянуть на следующий день.
— Как долго он пробудет без сознания? — спросила она.
Врач пожал плечами.
— Вряд ли он будет очень хорошо себя чувствовать, когда придет в себя! — заметил он. — Так что, мне кажется, чем дольше он будет пребывать в неведении о том, что с ним случилось, тем лучше для него! Я оставлю вам пузырек с настойкой опия на тот случай, если он будет беспокойно спать ночью. Вреда это ему не причинит, но, по крайней мере, он не будет чувствовать себя как птичка с подрезанными крылышками и не будет метаться, пытаясь взлететь!
Он засмеялся, довольный собственной шуткой, дал Калисте бутылочку с лекарством и спустился по лестнице. Девушка слышала, как он еще поболтал с хозяином гостиницы, прежде чем уехать.
Сняв свой костюм для верховой езды, Калиста надела одно из муслиновых платьев, которые уже были выглажены и доставлены к ней в спальню. Переодевшись и причесавшись, она спустилась вниз и пообедала в одиночестве в отдельном кабинете трактира, где для нее специально накрыли стол.
Пока она отсутствовала, у постели графа дежурил слуга, и, когда Калиста вернулась после обеда, он сообщил ей, что в состоянии больного не произошло никаких изменений.
Калиста заказала лимонад на тот случай, если среди ночи граф вдруг проснется и захочет пить. Затем, поскольку день выдался длинный и весьма нелегкий и она чувствовала себя крайне утомленной, девушка разделась в своей маленькой боковой комнатке и собралась ложиться.
К счастью, она догадалась захватить из дома легкий пеньюар, так что теперь ей было что надеть поверх тонкой, почти прозрачной ночной рубашки. Накинув его на плечи, она подошла к зеркалу и стала расчесывать свои длинные светлые волосы, когда внезапно из соседней спальни донесся какой-то слабый звук.
Вбежав туда, она увидела, что граф со стоном пытается повернуться на постели.
Наклонившись над ним, Калиста прикоснулась к его лбу и с радостью почувствовала, что лоб прохладный и лихорадки нет.
Она догадалась, однако, что боль в груди, которая, без сомнения, должна была мучить его после того, как Мандзани сжал его своими ручищами, стала, видимо, сильнее и дошла уже до его сознания, заставляя его стонать.
Не прошло и несколько минут, как веко единственного глаза, который он еще мог открыть, дрогнуло, и граф посмотрел прямо на нее.
— Все хорошо! — тихо сказала Калиста. — Вы ранены, но не сильно, и скоро все пройдет!
Звук ее голоса как будто немного успокоил его, и граф снова прикрыл свои глаз, однако, полежав так несколько минут, он разжал губы и с усилием произнес:
— Где я?
— На постоялом дворе, — ответила Калиста. — Хотите немного попить?
Он издал какой-то невнятный звук, и девушка решила, что его мучает жажда. Она поднесла стакан с лимонадом к его губам, другой рукой поддерживая его голову так, чтобы ему удобнее было глотать.
Видно было, что ему больно говорить; не только подбородок, но и губы его были разбиты и кровоточили.
Сделав несколько глотков, граф слегка откинул голову, и Калиста осторожно уложила его обратно на подушки.
Граф посмотрел на нее, но девушка не была уверена, видит ли он ее, знает ли, что она сидит у его постели, или в своем полубессознательном состоянии он не в силах отличить сон от яви и не может понять, что происходит вокруг него.
Дыхание его стало ровнее, и Калиста поняла, что он заснул.
Граф открыл глаза — должно быть, он спал очень долго. Последние дни он вообще почти все время спал.
Боль не проходила: когда он пытался повернуться, она пронзала ему грудь, не давая двигаться; говорить тоже было пока что трудно.
И все же, несмотря на боль, которая мучила его эти два дня, временами становясь почти невыносимой, граф чувствовал, что ему постепенно становится лучше.
Глаз, правда, выглядел весьма плачевно и довольно сильно болел.
Когда слуга, брея его по утрам, держал перед ним зеркало, граф видел, какой огромный, синевато- оранжевый синяк растекается вокруг глаза, захватывая половину щеки; ближе к глазу он был темнее, принимая пурпурно-фиолетовый оттенок. Синяк этот придавал графу особенно устрашающий вид.
Граф слегка пошевелился, и Калиста, сидевшая у окна, глядя в сад, тут же поднялась и подошла к
