крышкой.
Когда они вынесли гроб на террасу, в маленьком саду уже толпились люди, и они еще продолжали приходить.
Этим мужчинам и женщинам отец Иризы служил не тем, что пытался обратить их в христианство, а излечивал их от болезней.
Он исцелял детей от глазных болезней, поражающих многих египтян, и они знали, что он всегда был рядом с ними и мог помочь, когда понадобится.
Они любили его при жизни и хотели почтить его теперь, после смерти.
Когда мужчины подняли гроб на свои плечи и двинулись, сопровождаемые герцогом и Иризой, за ними потянулась толпа молчаливых скорбящих людей, провожавших гроб До самого кладбища.
Там было уже полдюжины могил христиан, тех, которые Умерли уже после того, как Ириза и ее отец прибыли в Лукс? — На всех могилах были установлены небольшие дешевые деревянные кресты.
Приглашенный священник в белом стихаре стоял возле вырытой могилы с молитвенником в руке и, как только гроб был опущен в могилу, начал читать слова заупокойной службы.
Она была очень короткой. Но герцог подумал, что предпочел бы такие похороны для себя — без помпы и пышных церемоний, без скорбящих в черном крепе, с черными вуалями, в черных визитках и цилиндрах.
Вместо всего этого была Ириза, будто очутившаяся здесь из волшебной сказки или же с рельефа на храме, да еще местные жители с детишками, которые стояли перед входом на маленькое кладбище и с почтением смотрели на все происходящее.
После окончания службы Ириза бросила на гроб цветок лотоса, который, как понял герцог, был взят со священного озера в Карнаке.
Когда могилу засыпали песком, ее губы возбужденно шептали, и герцог знал, что она прощается со своим отцом.
Поблагодарив священника, они вернулись к дому, и жители деревни молчаливо разошлись по своим глинобитным хижинам.
Дети, не сдерживаемые больше строгостью похорон, гонялись друг за другом вокруг пальмовых деревьев, и их голоса и смех, казалось, наполняли воздух радостью.
Когда они вошли в дом, герцог увидел, что Дженкинс уже приготовил для них завтрак.
Ириза быстро прошла в свою спальню, и он подумал сначала, что она слишком удручена, чтобы присоединиться к нему. Однако, вновь проявив исключительное самообладание, она возвратилась минут через пять, чтобы присесть за стол и выпить кофе. Она только теперь заметила исчезновение большинства украшений в комнате, и, когда вопрошающе взглянула на герцога, он объяснил:
— Дженкинс сказал мне, что стюарды уже упаковали и забрали два больших ящика и вскоре принесут новые ящики.
Ириза поднялась из-за стола и прошла к полкам с керамикой. Она сняла три горшка и несколько красиво декорированных изразцов, прислоненных к стенке за горшками.
— Это подделки, — сказала она, — думаю, что их следует, наверное, отделить от прочих.
— Подделки? — воскликнул герцог. — Как вы узнали это?
Для герцога они выглядели точно так же, как и другие изделия, и ничем не отличались от тех, которые Ириза оставила на полке.
— Есть мастерские, — объяснила она, — которые делают копии с того, что находится в музеях, или с тех подлинных вещей, которые были выкрадены из гробниц.
— Как же вы отличаете подделки от подлинников?
Ириза впервые за это утро улыбнулась.
— Вы-то с вашим чутьем должны были их распознать, — ответила она. — Простые же смертные без вашей чуткой интуиции проводят совершенно несложные испытания, с помощью которых, например, можно определить, нанесена ли глазурь сотни лет назад или наложена лишь вчера!
Она заметила интерес герцога и продолжила:
— Всегда необходимо с настороженностью подходить к тому, что вам предлагают. Ведь египтяне — большие мастера по части подобного обмана. Остерегайтесь подделок.
— Вы хотите сказать, что они унаследовали от своих предков мастерство изготовления утвари и украшений? — спросил герцог. — Я собираюсь приобрести много древних изделии для моего дома, прежде чем покину Египет, и мне очень понадобится ваша помощь, Ириза.
— Я уверена, что в Каире найдется немало знатоков, которые с готовностью согласятся проконсультировать вас.
— Я предпочел бы довериться вам.
Ему показалось — хоть он и не был уверен в этом, — что Ириза была рада этому.
Он вновь взглянул на подлинные гончарные изделия, оставшиеся на полке, и обнаружил рядом с ними плоский камень, каравшийся неуместным там.
Ириза проследила за его взглядом.
— Эго папин освященный камень.
Герцог посмотрел с недоумением.
— Путешествующему священнику, — объяснила она, — не всегда попадаются церкви там, где он останавливается, но куда бы он ни положил этот камень, любое место приобретет святость освященного храма.
— Я никогда прежде не слышал этого! — воскликнул герцог.
После завтрака возвратились стюарды с пустыми ящиками, которые несли местные носильщики.
Герцог не сказал ничего, но улыбнулся при мысли, что в чужой стране англичане, независимо от их социального положения, быстро привыкают к тому, что им с готовностью служат местные жители. В Англии этим стюардам и в голову не пришло бы, что кто-то должен нести ящики за них.
Пока они тщательно упаковывали каждый предмет, заворачивая в толстые слои газеты, Ириза вышла из гостиной, чтобы собрать свои вещи.
Гардероб у нее был небольшой, и все уместилось в два небольших кожаных чемодана, которым, судя по их виду, пришлось попутешествовать по многим пыльным дорогам.
Она вернулась в гостиную, чтобы собрать рукописи отца, и к этому времени все украшения были убраны, включая подделки, которые герцог велел упаковать отдельно.
Она сказала с некоторой беспомощностью в голосе:
— Что мне делать… с папиной… одеждой?
— Думаю, что вы должны оставить ее, — ответил герцог, — хотя я сильно сомневаюсь, что к приходу его преемника она будет еще здесь.
Она, соглашаясь, кивнула, и он сказал:
— Есть тут еще что-нибудь из ваших вещей? Мебель, наверное, предоставляется миссионеру вместе с домом.
— Нашим слугам заплатят за ее сохранность.
— Я дам им денег.
Она взглянула на него несколько смущенно, сказав:
— Папа всегда… сам заботился… обо всем этом. Я никогда… не вникала в эти дела. до сих пор.
— Тогда предоставьте все мне, — сказал герцог.
— Н-нет… пожалуйста… — начала Ириза, но он прервал ее:
— Мы можем поговорить о вашем финансовом положении потом, а теперь, мне кажется, вам пора уже уходить отсюда, чтобы больше не расстраиваться.
— Папа ненавидел людей, возражающих против… всего, — просто сказала Ириза.
Герцогу показалось, что на глаза ей навернулись слезы, когда она прощалась со слугами, которые, как он понял, помогали им с тех пор, как они прибыли в Луксор. Один из них, мужчина средних лет, видно, очень привязанный к Иризе, призывал богов благословить ее и, тут же вспомнив, что стал христианином, добавил: «И благословение Господа Бога и Его Святого Духа!»
Когда, наконец, Дженкинс и стюарды отправились с багажом к яхте, герцог с Иризой проследовали за ними, но не кратчайшим путем, как они, а по дороге через деревню к храму Луксора.
