Каждый съедает по десятку кутабов. Посыпаем сумаком, сворачиваем трубочкой, с наслаждением отправляем в рот. Капли масла стекают по подбородкам, губы покрываются жирным блеском. Сладковатый вкус тыквы благодаря жареному луку обретает новый оттенок, гранатовые зерна добавляют кислинки. «Никогда не ела кутабов, но знала, что азербайджанская кухня очень вкусная. Как, впрочем, любая восточная…». «А кутабы, приготовленные на садже[52], – вообще улет… Как-нибудь съездим в Баку, попробуешь…» Сворачиваю для Мирумир очередной кутаб. «Боюсь поправиться…» – «Ерунда. Как там говорят у вас в России? Хорошего человека должно быть много!»
…В прерывистом дыхании этого секса звучали ноты упущения. Будто что-то важное ускользало из наших объятий. Или разрывалось что-то неразрывное. Мы продолжали наслаждаться друг другом, списывая тревожное волнение на грозу за окном. Не хотелось думать о том, что было, будет. Мгновения, размером в жизнь… Она сильнее прижимала меня к себе, словно хотела укрыться от реальности, которая была там, за моими плечами, в прохладной комнате с приоткрытым окном. «Я дышу тобою…» Пальцы путаются в ее волосах, губы скользят вдоль живота, на смуглой коже серебристые следы поцелуев. Просит не спешить. Тяжело остановится тогда, когда секунды утрачивают обратимость.
Мирумир нежно прикусывает мою нижнюю губу и откидывается на подушку. Разглядывает мое лицо. «А я слышу твое сердце…» Наши соприкоснувшиеся взгляды разделяет прозрачное полотно воспоминаний. Первый поцелуй, первая ночь, перегоревшая лампа ночника, смятые простыни, одно утро на двоих. Черно-белые, чуть размытые кадры… Мы не отнимаем себя друг у друга. Хотим сохранить единство даже в разлуке. Готовы перевести назад, сломать, уничтожить стрелки часов, но осознаем, что обмануть можно кого угодно, кроме времени. Неужели причина тревожного волнения в этом бессилии?..
Она засыпает на кремовом одеяле. Я подхожу к окну. Тучи отступили, разрядившись дождем.
Капли, стучавшие по подоконнику, оставили на нем лужицы. Прислонившись к стене, закуриваю, наблюдаю за ночным Стамбулом. Под дуновением ветерка колышется занавеска. Забываю стряхнуть пепел. Падает на ковер. Ничего страшного. Главное, чтобы вера не падала пеплом…
Прошу у завтра хорошей погоды и понимаю, что проголодался. На часах три ночи. Иду на кухню, заглядываю в холодильник. В контейнере остался салат из печеных баклажанов и кусочков брынзы. С появлением Мирумир на кухне, да и во всем доме, стало значительно уютнее. Атмосфера преобразилась. Теперь в этой квартирке хочется жить, а не проводить время. Первое и самое большое признание поражения экс-холостяка…
10
…Прогуливаемся по предзакатному Истиклялю. Звон красных трамвайчиков, безмолвно светящиеся ряды бутиков, усталые полицейские в сине-голубом, крикливые продавцы мороженого с длинными черпаками в руках. Заходим в кондитерскую. Покупаем коробочку баклавы, пачку яблочного чая. Еще нужно заскочить в ближайший маркет – захотелось апельсинов…
Шея Мирумир обмотана легким оранжевым шарфиком, с концами которого заигрывает морской ветер. Нам хорошо и немного грустно. Без этого никак. Грусть служит фоном мгновениям счастья, потому что его мимолетность неодолима.
Расплачиваемся за апельсины, спускаемся к набережной. «Слушаю тебя, и впечатление создается, будто в Москве все роботы поголовно, хоть ты и говоришь, что не все… Звучит как-то осуждающе… Понимаешь, Стамбул тоже далеко не сказка. Здесь есть своя жестокость, как и во всех больших городах…» Достает из сумки сигареты. Просит зажигалку.
«Светусвет, да я не идеализирую Стамбул. Вижу его минусы. Но если сравнивать с Москвой… Понимаешь, там чувства притупляются, мутнеют. Но вот стоит уехать за пятьдесят километров от МКАДа – это у нас так называется окружная дорога – и обстановка меняется… Такое ощущение, будто эпицентр угнетения расположен в центре Москвы, где я, собственно, выросла… Я любила и люблю этот город. Однако сейчас мне удобнее любить Москву на расстоянии».
Рву пальцами, очищаю апельсин от кожуры. Протягиваю ей дольку. «Если сейчас тебе так хочется, то пусть будет так… Главное, будь со мной, хорошо?»
…Приближающееся лето наконец побороло скромность. Нашло в себе смелость со всего размаху стукнуть по сырой двери дождливой весны и прогнать ее из Стамбула. Сегодня щедро светит солнце. Город залили обжигающие лучи с апельсиновой отдушкой. +28. Стамбул задышал испарениями, туман вокруг Золотого Рога сгустился в низкие полупрозрачные облака. Бездомные кошки отсиживаются в тени деревьев.
Не включаем кондиционер. Впитываем в себя тепло почти наступившего лета. Слава Аллаху, солнце вышло. А то уж все кости отсырели… Раздвигаем гардины, распахиваем окна. Горячий, чуть влажный ветерок врывается в наше гнездышко. В жару хочется чего-нибудь прохладного, легкого. Спустились в маркет, накупили йогуртов, овощей, минералки, семечек. Собираемся весь вечер провести дома. Перекинемся в нарды, посмотрим новую серию «Yaprak dокumu»[53] и третий сезон «Lost»[54]. Но для начала приготовим что-нибудь поесть. Мирумир взялась делать айран, я решил приготовить джаджик[55]. Вкусно, остренько и, главное, охлаждает…
Добавляю в йогурт воды, взбиваю вилкой. Слежу, чтобы густота была равномерной. Очищаю огурец от кожуры, натираю на терке в йогурт. Туда же раздавливаю две зубчика чеснока. Еще раз хорошенько сбиваю, разливаю по пиалам, посыпаю сверху сушеной мятой и мелко нарезанным свежим укропом. Готовый джаджик отправляю на часок в холодильник. «Обожаю турецкий йогурт во всех блюдах. Жаль, в России ничего подобного не продают… Я, кстати, однажды в Москве готовила такое блюдо по рецепту из Интернета. Вместо йогурта использовала сметану, в которую подмешала кефир… Вкусно получилось».
Мирумир наливает мне айрана. Пробую. Соль в меру, с водой не переборщила, хорошо взбила. «Зачет, родная! Тебе однозначно пора перебираться в Турцию…» Смущенно улыбается. «Я так часто пью здесь айран, что по-другому получиться не могло. Наловчилась. Совсем скоро и джаджик по- вашему научусь готовить…»
11
…Каждый выбирает свой цвет в жизни. Кто-то – солнечно-желтый, кто-то – пасмурно-серый, а некоторые – удручающе-черный. Каждый из нас сам отвечает за свой выбор, и каждый из нас сам живет в своем цвете-свете. Она выбрала – белый. Цвет начала начал, свободы возможностей, чистых сердец, выцветших прищепок…
Мирумир взмахивает кремовой простыней над нашей кроватью. Сатиновое полотно, раздувшись бугорками в воздухе, плавно оседает. Края разглаживает руками. «Моя подружка Оля говорит, что жизнь продолжается, пока есть белый цвет. Мол, пока он развевается на балконных веревках, крутится в барабане стиральной машины, отсвечивает в темноте и контрастирует с загорелой кожей, все будет хорошо. В этих словах большая правда. Важно не только видеть все оттенки белого в себе, но и замечать их в окружающем мире. Это несложно. Белый ведь и сильный, и стойкий. Не линяет, не выгорает…»
Верила в белый цвет даже тогда, когда вокруг было черным-черно. «Не обязательно разводить тучи руками. Можно и взглядом. А как, по-твоему, я жила в пасмурной Москве? Смотрела на темные тучи с таким упорством, что они разбегались, освобождая бледно-голубое небо. Конечно, для большинства окружающих оно так и оставалось серым. Но это уже их выбор…»
