сумасшедший. Это был крик китайского воина, бросающегося в последний смертельный бой.
На мгновенье воины замерли от неожиданности: такого они никогда не видели. Этого мгновенья хватило.
Одному комиссар полоснул ножом по груди. Другому — дал ребром ладони по шее. Гард услышал хруст костей и понял, что удар получился.
Но уже подходили следующие.
Гард махал руками и ногами направо и налево. Бился то ножом, то мечом, то непонятно откуда взявшейся стрелой.
Поднял щит — тяжелая штука! — и опустил на голову подбежавшему худенькому парню.
Комиссар вспотел. Пот застилал ему глаза, щипал, мешал смотреть. Но не было времени даже на то, чтобы его стереть.
Смерть была повсюду. На каждом миллиметре жизни людей поджидала смерть. Но Гард понимал: покуда у него есть силы, он будет ее отгонять.
Ему нечего бояться. Он — единственный среди сражающихся — уже умер. Смерть уже пришла к нему. Смерть — в нем. И значит, ему нечего бояться.
Самое страшное уже произошло в тот момент, когда Барак дал ему выпить яд.
...Удар! Падение! Встать. Еще удар!
Пот, застилающий глаза. Одежда, прилипшая к телу.
«Удар! Падение! Встать! Выпад! Кровь! Моя? Чужая? Нет разницы.
Стоп. А сколько времени длится этот бой, эта драка? Почему не действует яд? Это ведь была цикута, я узнал ее.
Яд цикуты действует через пятнадцать минут. Через двадцать я уже должен начать задыхаться. Неужели еще не прошло пятнадцати минут?
Господи, Ты что, остановил время? Да ладно! Так не бывает! Остановленное мгновение — это метафора. Так не может быть на самом деле!
Нет времени думать. Вот слева ползет римлянин, полагает, я его не вижу. А я его вижу. Вот он, красавец. Получи! Не надо кричать! Твоя душа на небе будет потрясена, узнав, что ты был убит человеком XXI века. Тебе повезло, парень!
И тебе тоже повезло. Я уже привык махать мечом, меня так просто не возьмешь. Раз, раз! Прости, парень! Ты был убит человеком будущего, не удивляйся! Скоро встретимся!
Мой главный враг не вы, а жирный, липкий, отвратительный пот. Он мешает мне. Он превращает меня в слепца. А у меня даже нет времени его вытирать.
Ну, кто еще хочет попробовать силу простого полицейского комиссара XXI века?! Подходите, кто? Ну?..»
Бой кончился столь же внезапно, как и начался.
Римляне, поняв, что им не справиться, быстро отошли за подмогой.
Гард бросился в пещеру — пить рвотное. Хотя чувствовал он себя — странное дело! — вполне хорошо. Устал разве.
Ни Гард, ни Александр, ни Барак — да никто, кажется, в азарте боя не заметил, как один из римских воинов сумел прорваться в пещеру и ранить Михаэля.
Старик сумел защитить себя, воин остался лежать в пещере. Но рана Михаэля была смертельной. Он лежал на полу, истекая кровью.
- Я знал, что так будет, — услышал комиссар слабый голос старца. — Я знал.
Забыв про противоядие, Гард подбежал к Михаэлю, упал перед ним на колени, закричал:
- Барак! Ты же врач! Спаси его!
Барак не откликался. Может, его тоже убили?
- Не надо, — затухающим голос произнес Михаэль. — Смерть — не наказание, а избавление. Бояться смерти — значит не верить в Бога. Я благодарен тому, кто убил меня. Я знал, что так будет. Я благодарен...
Глаза старца начали закрываться.
Он дышал тяжело, тело его сотрясала агония.
Вдруг Михаэль открыл глаза и прошептал:
-Я уже пересекаю ту область... Между смертью и... Ну, ты понимаешь. Я скажу тебе, где Весть. Но запомни: найти ее можешь только ты. Только ты, — и никто другой. У другого не получится... Только ты, Гершен, должен отыскать Весть и передать ее Иисусу. Только ты... Ты... Ты один...
- Где искать, Учитель? — Слово это само вырвалось у комиссара. — Где, Учитель, скажи...
Пленка начала медленно покрывать глаза Михаэля.
- Весть! — едва не крикнул Гард. — Скажи, где Весть. Ты видишь Азгада? Спроси у него: куда он спрятал Весть?
-Азгад, — лицо Михаэля осветила улыбка. — Две.. Две... — голова его запрокинулась, глаза закрылись.
- Что две? Что? — закричал Гард.
Михаэль попал в область, находящуюся между смертью и вечным покоем, он видел Азгада, и Азгад открыл ему тайну. Только Михаэль уже не вернется из этой области и не сможет объяснить до конца, что имел в виду тот, кто спрятал Весть.
Разгадывать тайну придется ему, комиссару Гарду.
Что же такое — две? Чего — две? Две норы? Две лампы? Но вроде слова такого еще нет — два светильника. Но два — это не две.
А может быть, Азгад имел в виду две попытки? Кто их разберет, жителей обетованной земли, может быть, с первой попытки нельзя найти Весть, а со второй — можно?
Хорошо. Пусть так. Со второй попытки. Но где, где же искать?
- А может быть, там есть какие-нибудь две свечи? — услышал комиссар знакомый голос.
Обернулся. Барак.
- Во всяком случае, теперь мы можем идти туда и искать, — сказал он. — Михаэль услышал Азгада. И Азгад сказал ему, в чем тайна. Комната такая крошечная, там не может быть много чего «две». Мы найдем.
«Но как же яд? — вспомнил Гард. — Я ведь отравлен».
Он бросился к сосуду с рвотным средством. И снова услышал голос Барака:
- Уже не надо.
- Почему? — удивился Гард.
- Тяжелая физическая работа убивает яд, — объяснил Барак. — Когда бегунам на марафонскую дистанцию дают яд, они прибегают к финишу абсолютно здоровыми. А ты хорошо поработал в сражении. Битва тебя спасла. Все, что тебе надо сейчас, это искупаться в озере и поменять одежду, — Барак показал на трупы убитых. — Одежду здесь найти нетрудно.
Гард битый час пытался убедить Александра идти вместе с ним и Бараком.
Они найдут Весть. Потом найдут Иисуса. И Александр будет им помогать.
Михаэль ведь хотел, чтобы они нашли Весть? Хотел. Значит, если Александр пойдет с ними, он выполнит волю Михаэля.
Михаэль говорил про непредсказуемость Бога. Вот, пожалуйста, Бог совершил чудо. Какое? А разве то, что Гершен вылечился, не чудо? И то, что Михаэль узнал — ну, почти узнал, — где находится Весть, — разве это не удивительно? И разве может быть случайным тот факт, что Михаэль ушел именно тогда, когда надо отправляться за Вестью?
В общем, по всему так получается, что Александру надо с ними идти. Это и воля Бога, и воля Михаэля. В общем, воля...
Но Александр отказывался.
Тогда комиссар решил использовать последний, уже абсолютно разумный довод:
- Как ты не понимаешь, римляне ушли за подмогой. Они вернутся и вас всех убьют.
- Смерть не страшна, — спокойно возразил Александр. — Ты же слышал, как сказал Учитель: смерть — избавление, а не наказание. Страшно не исполнить Завет. Я должен помочь похоронить убитых, похоронить Учителя.
- Ну так хорони быстрей, и пойдем.
Александр посмотрел на комиссара так, что тому стало стыдно, и произнес тихо:
- Разве можно торопиться с похоронами? Человеку, который торопится с похоронами других, потом самому будет страшно умирать.
- Хорошо, — Гард явно нервничал. — Давай возьмем Михаэля... Ну, в смысле, его труп. И похороним с почестями в горах.
И снова Александр посмотрел так, что Гарду пришлось опустить глаза.
И снова очень тихо произнес Александр:
- Михаэль хотел, чтобы его похоронили в долине Эйн-Геди, неподалеку от колодца Давида. Я должен исполнить его волю.
- Ты не успеешь! Придут римляне!
- Это — детали. Я должен сделать все, что зависит от меня. Остальное в руках Бога.
- Александр не пойдет с нами, — вмешался в разговор Барак. — Это точно. Если ты, Гершен, хочешь найти Весть, нам надо спешить.
Поднявшись на гору, комиссар оглянулся на долину.
Она по-прежнему была прекрасна. И даже разбросанные трупы не портили картину. Отсюда, с высоты, их почти не было видно.
- Как ты думаешь, Гершен, — спросил Барак, — можно ли прожить жизнь, не обижая людей. Прожить без драк и убийств?
«Интересно, о чем размышляет парень, только что отправивший в лучший мир несколько человек», — подумал Гард.
А вслух ответил, как умел, бодро:
- Нет, конечно.
- А убийство может быть полезным?
Барак спрашивал серьезно. Спрашивал о том, что его на самом деле волновало.
- Я не знаю, — Гарду не хотелось ни врать, ни умничать. — Римляне, наверное, считают, что убийство Михаэля полезно. Мы считаем, что полезно убийство римских воинов. Я не знаю... Я вообще не понимаю, зачем Бог разрешает убийства.
- И я не понимаю, — вздохнул Барак.
А сам подумал: «Неужели мне придется скоро убить этого человека? Совсем скоро?»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
В путешествии по пустыне Гарда больше всего раздражало то, что глазу совершенно не за что было зацепиться.
В его XXI веке комиссара ужасно раздражали натыканные повсюду дома. Взгляд словно стукался об них и, не умея прорваться, падал на землю или пытался взмыть в небо, но этому мешали те же дома.
Но здесь, в пустыне, именно домов и не хватало. И машин. И запаха гари.
Короче говоря, не хватало ощущения дома.
Смотреть в пустыне было совершенно не на что, шагай себе и шагай. Чтобы не было совсем скучно, комиссар решил прислушаться к себе. Тем более что последнее время сосредоточиться на себя не было абсолютно никакой возможности.
С некоторым восторгом Гард обнаружил, что никакой паники внутри нет. А вовсе даже есть уверенность в том, что домой он непременно вернется.
Как? Каким образом? Когда?
На эти вопросы ответы не находились. Но почему-то абсолютно ясно было: это
