Христа — люди умудряются прочитать не то, что там написано, а то, что им надо. И метафоры видят не те. И расшифровывают не так.
— Вы не любите людей?
—Я их жалею. Кому-то надо их жалеть. Больше не пожалеет никто.
— А почему вы их жалеете? Вы их жалеете, потому что они смертны?
— Нет, смерть не наказание, а избавление. Разве история Иисуса говорит не об этом? Ты знаешь, что Иисус вознесся?
— Конечно, но вы-то откуда... Человек не дал договорить:
— Люди увидят в этом только проявление Божьей силы. И не захотят увидеть символ. Человек, переживший муки, вознесся, попал в Царствие Небесное... Когда Иисуса распнут, то уже на следующий год люди будут праздновать Его Воскресение. И только через десятилетия они установят праздник Рождества. Вроде бы поймут: Воскресение важнее... А знаешь ли ты, что люди будут праздновать Дни Святых не в дни рождения Святых, а в дни их смерти? Но люди устроены так странно: Воскрешение они отдадут Богу, а муки оставят себе.
Кто это перед ним?
Гард еще раз пересчитал в уме встреченных людей.
Номенклатор — раз. Понтий Пилат — два. Гаврик — три.
Этот гигант в тюрьме не считается: общение с сумасшедшим невозможно.
Этот — четвертый. Значит, не может быть Иисусом.
Но откуда же тогда все знает?
Гард спросил тихо:
— Ты что, призываешь полюбить смерть? Человек долго не отвечал. Так долго, что комиссар
испугался: уж не заснул ли? Потом сказал:
— Все, что от Бога, — Свет.
Река неслышно несла перед ними свои черные воды. Мир замер, затих. Даже цикады уснули и летучие мыши.
— Так вы знаете, где найти Иисуса? — снова спросил Гард.
— Зачем тебе Иисус, Гершен? Зачем тебе Иисус, комиссар Гард?
Боже, как давно он не слышал своего имени! Целую вечность, кажется...
Он вздрогнул, испугался, хотелось убежать.
Номенклатор — раз. Понтий Пилат — два. Гаврик — три.
Этот — четвертый. Четвертый!
Так кто же он? Кто?
—Ты хочешь отдать Иисусу Весть?
— Да, — выдохнул Гард.
— Покажи мне Весть.
«Не надо этого делать», — подумал комиссар.
И понял, что у него нет сил сопротивляться. Его рука сама лезет в одежду, достает Весть...
Незнакомец, не оборачиваясь, протянул руку.
Гард вложил в нее Весть.
Человек присоединил к хвосту рыбы голову.
Как просто, как обыденно!
Две Вести соединились не мистически, не странно, а буквально, как в детском конструкторе.
Одна часть вошла в другую — получилась рыба.
Вышла луна, и в ее свете Гард увидел, что на рыбе написано какое-то слово.
Незнакомец прочитал:
— Элеонора.
Элеонора! Так вот, что за «ра». Это просто конец имени — Элеонора!
Теперь понятно, почему Элеонора, — та живая, красивая, кого Гард успел полюбить, — теперь понятно, почему она так ощущала Весть. Весть носила ее имя.
Но — почему? И что же это вообще значит: Элеонора?
Человек словно услышал вопрос.
— Элеонора... В переводе это значит: Бог — Мой Свет. Бог — Свет, понимаешь? В Господе главное то, что Он воскрес, а не то, что Он мучался. Верующий человек обречен на счастье, а не на муки. Бог — Свет. И это — Истина.
Это был Он. Да. Конечно. Больше некому. Но как же гадание?
Человек поднялся, держа Весть в руках. На фоне серого, освещенного лунным светом неба его фигура казалось огромной, закрывающей собой мир.
Гарду показалось, что это Тот Самый Незнакомец, которого он встретил в начале путешествия.
Но луна снова закатилась, и разглядеть что-либо стало невозможно.
Из темноты комиссар услышал одно слово:
— Ты.
—Я? — не понял он. Незнакомец повторил громко:
—Ты!
И тут Гарду все стало ясно. Он забыл еще про одного человека, с которым встречался и разговаривал.
Он встречался с самим собой!
Конечно. И когда его вели в тюрьму, и когда он беседовал с собственным отражением во дворце Понтия Пилата.
Он встречался с самим собой — это так очевидно!
«Номенклатор — раз!
Понтий Пилат — два!
Гаврик — три!
Я — четыре...»
И значит, перед ним...
Человек подержал на руках Весть, и вдруг, размахнувшись, с силой зашвырнул Ее в реку.
— Зачем? — крикнул Гард. — Почему? Нет...
— Боюсь, людям не нужна Истина. Им нужно то, что им кажется необходимым. А потом, если им нужна Истина, путь отыщут ее сами, правильно? Если Жизнь, Смерть и Бессмертие Бога их не многому научили, то что их еще сможет научить? Бог пришел на Землю искупить грехи людей, но после Голгофы люди стали грешить еще больше, — зачем же им Истина?
Гард бросился к реке, но быстро понял, что отыскать Весть не удастся.
Он обернулся.
Незнакомца не было. Он исчез, растворился в темноте ночи.
Гард сделал шаг, другой и, обессиленный, упал на траву.
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
Комиссар Гард открыл глаза. Перед ним стоял префект полиции.
Гард снова закрыл глаза и опять открыл — префект никуда не исчезал, а стоял и улыбался.
— Да, комиссар, — сказал он, — все кончилось. Здравствуй.
Гард попробовал подняться, не удалось: от рук, от ног, от головы, от груди — буквально отовсюду тянулись тонкие белые провода.
Провода вели через всю комнату и исчезали где-то под огромным белым экраном.
— Все, — сказал префект громко. — Мы закончили. Люди в белых халатах начали отцеплять от комиссара провода.
Префект снова улыбнулся:
—Это была игра, Гард. Это была новая компьютерная игра. Игра XXII века.
Комиссар не поверил:
— Игра?
— Мм-мм, — буркнул префект. — Точнее, испытание игры. Смысл игры прост: поставить современного человека в экстремальную ситуацию и посмотреть, сможет ли он справиться с поставленной задачей. Вот и все. Полная иллюзия жизни. Чтобы сделать иллюзию еще более полной, мы, ты уж прости, усыпили тебя, а проснулся ты
уже в игре. Я могу поздравить тебя, комиссар, у тебя все получилось. Ты, правда, израсходовал запасную жизнь, — помнишь, льва? — но зато выполнил задачу.
— Подожди, подожди, — Гард со злостью сам оторвал какой-то проводок. — Так я никуда не карамболился, я не был во времени, когда каждый мечтал стать Учителем и Пророком?
Префект расхохотался:
— Иных времен на Земле просто не бывает, комиссар. Люди так устроены, что все время ищут Учителей и Пророков. Тут уж ничего не поделаешь?
— Прекрати! Без философий, Я в прошлом не был?
— Нет, комиссар. А ты думаешь, почему ты путешествовал по прошлому видимым? Таких сбоев случайно быть не может...
— А я думал, это Бог так решил. Ну, в смысле — такое время, такая эпоха.
— На Бога во все эпохи списывают то, что объяснить не могут... Ты еще скажи спасибо, что мы упростили правила игры, поэтому ты понимал все языки, которые слышал. Представляешь, как тебе было бы худо, если б пришлось решать еще и языковую проблему? Вообще, разработчики... как бы тебе сказать?... они не до конца довольны.
— Мной?
— Что ты, комиссар. Игрой. Ну, во- первых, много исторических неточностей, а во-вторых, люди, которых ты встречал...
— Что?
— Как тебе сказать... Игра, построенная по новым принципам... Прорыв в технологиях... Не все еще ясно, но... Понимаешь, — префект с трудом подбирал слова, — все эти герои они как-то... слишком оживали, что ли? Вдруг начинали совершать поступки, которых от них не ждали. Например, у вас с Элеонорой должен был случиться роман, а она неожиданно оказалась верна своему Корнелиусу...
— Элеонора... — прошептал Гард.
— Незнакомец вот тоже... — продолжил префект, — Весть выкинул зачем-то... Вообще, этот твой Незнакомец... Разработчики сказали, что вел себя как-то чересчур самостоятельно. Но самое удивительное, эти компьютерные персонажи начали думать и страдать, представляешь? Ты-то этого всего не знал, а мы видели. Разработчики очень удивились, но обещали разобраться... Главное, комиссар, ты выиграл, поздравляю! Правда, должен тебя огорчить: ты не сохранил ни единого бонуса.
—Ах там еще были бонусы? — комиссар изо всех сил старался сохранять спокойствие.
— Я же говорю: это ведь имитация жизни. И бонусы там были необычные.
— И какие же?
— Ты этого так и не понял? Не очки, не дополнительное оружие, не новая жизнь, а люди. Да, комиссар, бонусами в этой игре, как, впрочем, и в нашей
жизни, были люди. Люди, которые тебя полюбили и пытались тебе помочь. А ты не сумел их сберечь, комиссар, и это плохо. Никакого специального проклятия не существовало, комиссар. Проклятие сидит где-то внутри тебя. Игра показала, что хорошие люди рядом с тобой почему-то не уживаются. Прости, но это так. И это повод задуматься.
— Тебе?
— Нет, ты меня вполне устраиваешь как комиссар. Задуматься надо бы тебе: почему рядом с тобой не выживают хорошие люди.
Гард вскочил, оторвав последние провода, схватил префекта за лацканы пиджака, начал трясти:
— Как ты мог втянуть меня в какую-то игру, не предупредив? Я же все серьезно! Я же страдал! Я же... Как ты мог.... Я думал: это жизнь! Я их любил! Я их ненавидел! А это все — игра! Как ты мог! Как...
Люди в белых халатах с трудом оттащили Гарда от префекта.
Префект подошел к окну, раздвинул плотные черные шторы, раскрыл створку.
В комнату ворвался грохот улицы — шум, который комиссар так давно не слышал. По которому так соскучился...
— Сколько меня не было дома? — спросил Гард.
— Восемь часов, комиссар, — ответил префект. — Обычный рабочий день.
Префект смотрел на улицу и молчал.
И Гард молчал тоже.
«Сейчас он начнет
