И в следственном изоляторе существовала легенда, свои тюремные байки, что якобы мертвецы, зарытые на этом кладбище, дают излучение, которое очень сильно влияет на подследственных. Цируль знал, что многие именно из-за этого просили перевести их в более суровые, худшие следственные изоляторы.
Никто не хотел оставаться в Лефортово.
Цируля перевели в Лефортово в марте 1995 года, в результате тех событий, когда после обыска нашли наркотики, на второй день после ареста Розы и Потапа. Цируль толком не понял, неужели они отсекли тот контакт с волей, который установил он на «Матросской Тишине».
Перевезли его быстро, опять в обстановке повышенной секретности. Теперь уже здесь, в Лефортово, Цируль находился около двух лет, вернее, до двух не хватало всего двух месяцев.
Вначале Лефортово показалось Цирулю лучшим вариантом. Ему тут даже понравилось. А когда он узнал, что одним из соседей в камере, которая находится недалеко от камеры Цируля, является бывший Генеральный прокурор, это совсем развеселило Пашу, и время от времени он передавал ему через кормушку, выходящую в коридор, приветы от самого Паши Цируля.
Это было одним из любимых его развлечений. Затем он садился на свою койку и долго смеялся вместе с сокамерником, который в последнее время находился вместе с ним, отпуская разные шутки в адрес прокурорских работников. Смысл шуток был один – от тюрьмы и от сумы не зарекайся, все там будем – и вор в законе, и Генеральный прокурор.
Но затем ситуация изменилась. Следственные органы стали относиться к нему более жестко. Кроме того, чаще стали приходить чекисты, которые, как потом выяснилось, осуществляли разработку с наблюдением.
Конечно, тут им было легче это сделать. Ведь кабинет следователя находился совсем рядом, в другом отсеке здания, где сидели следователи Следственного комитета. Чекистам тоже было недалеко ехать до Цируля. Такие визиты стали частыми. С ними пришло худшее. Начались интриги. Первый удар, который получил Цируль, был совершенно неожиданным. Как-то пришли к нему чекисты со следователем. Сидели, долго разговаривали. Вдруг один из них достает газету.
– Кстати, Павел Васильевич, – обращается он к нему, – вы сегодняшнюю газету не читали?
– Какую? – спросил Цируль. – У меня зрение плохое.
– Так почитайте, – сказал следователь и протянул ему газету.
Цируль полез в боковой карман за очками. Плохое освещение в камере сказалось на его здоровье, и он стал почти все время ходить в очках. Достав очки в массивной оправе, Цируль развернул газеты. Бог ты мой! На одной из страниц была статья. Цируль уже не помнит, как она называлась.
Суть же ее заключалась в том, что в камере Лефортово сидит Цируль, известный вор в законе. Однако на самом деле Цируль якобы стал раскаиваться и написал письмо прокурору Москвы…
Цируль стал читать:
«
Цируль был в негодовании:
– Да как вы могли?!
Но чекисты только улыбались.
Это был сильный удар для него. Как же, теперь Цируль из воров в законе мог перейти в обычные фраеры, выражаясь на блатном жаргоне. Цируль после такого заявления, которое он прочел в газете, несколько дней не мог прийти в себя. Ему было плохо, несколько раз вызывали врача. Цируль очень переживал, как на свободе отнесутся к этому.
Однако сокамерник, с которым Цируль находился в то время, которого прекрасно знал еще по ранним ходкам, успокоил его.
– Да не волнуйся, Паша, все это провокации ментов! Пробивают тебя органы! Братва это сразу поймет. Не волнуйся!
В какой-то мере это немного обнадеживало. Но все равно было очень неприятно.
Вторым сильным потрясением, которое пришлось пережить Цирулю в следственном изоляторе Лефортово, были «косяки», которые поступали с воли в малявах от его братвы. Там время от времени его ближнее окружение намекало, что по Москве пошел разговор, будто Паша присвоил часть общаковских денег или даже растратил их.
Самое главное, это исходило не из уст какой-то «шестерки», а самого Вячеслава Иванькова, того самого Япончика.
Нет, отношения между двумя влиятельными ворами складывались достаточно сложные.
В одно время другом Цируля считался и Япончик, который освободился в девяностом году из тюрьмы не без участия Павла Васильевича, который начал уже прибирать к своим рукам столичный общак. Действительно, Цируль хранил большие ценности, исчисляемые десятками миллионов долларов. Там были деньги, золото, прочие ценности. Все это первоначально находилось на даче в элитном подмосковном поселке Новогорске, которую Паша снимал. Его охранял спецназ.
Но затем Паша построил собственный коттедж и переехал в Жостово.
В 1992 году Цируль выделил огромную сумму из казны для досрочного освобождения Япончика, сидевшего в то время в тюрьме. Деньги переводились через руководителя одного из крупнейших московских кооперативов по прозвищу Пузо, который заодно приторговывал антиквариатом, наркотиками и оружием.
Но через три года Япончик якобы сам профинансировал последний арест Цируля, выделив при этом два миллиона долларов через того же Пузо. Об этом Цируль не раз сообщал на волю в своих малявах. Причина такого поворота в своих отношениях с Япончиком Цируль объяснял ссорой.
Ведь незадолго до своего отъезда в США Иваньков обвинил Захарова в растрате денег из воровской кассы, в частности, в том, что Цируль неоднократно отсылал огромные суммы в Америку, якобы на содержание своей сестры.
Павел Васильевич отвечал ему, что имеет законное право на свою «долю». Так или иначе, именно Япончик через несколько лет, по утверждению Цируля, сам выделил деньги, чтобы посадить Пашу в тюрьму.
Но судьба внесла равновесие в их отношения. Сразу же после ареста Цируля ФБР в Штатах арестовало Япончика. А вскоре начались проблемы с ФСБ и у Пузо, который бежал в Голландию.
Цируль, сидя в камере, четко представлял, что все это замутил Япончик. Поэтому он и не может соскочить с нар.
Еще когда в Америке Захаров посещал Иванькова, имел с ним общие дела, все было нормально. Но потом из-за дележа сфер влияния между ними пробежала черная кошка, и они люто возненавидели друг друга. До Цируля дошли слухи, что Япончик договорился с антикварным королем Пузо об обратной услуге – сделать все, чтобы его, Цируля, приняли, и он оказался в тюрьме. Он даже писал об этом в записке:
«
Для Цируля каждый день становился все невыносимей. Ему стало казаться, что в камере находится радиоактивная балка, которая дает радиоактивное излучение, чтобы он умер в ближайшее время.
Все эти галлюцинации, психическое расстройство, которое стало у него наблюдаться в последнее время, делали свое дело. Цируль начал даже бросаться на конвоиров, которые этапировали его на прогулку или в баню, что никогда прежде не было за ним замечено.
Самыми тяжелыми были вечерние часы, когда Цируль готовился ко сну. Он знал, что каждый день ему снятся какие-то кошмары. К нему постоянно являлись то Япончик, то Бархошка, то Роза, сидящая в Бутырке, то Пузо, то Потап.
Иногда ему казалось, что его убивают: либо расстреливают, либо вешают в камере. Все это угнетало Цируля, и он чувствовал, что смерть приближается. Даже в одной из записок все той же Розе, которые передавал через адвокатов, он писал:
«
