– Почти. Остались чисто технические тонкости, связанные с монтажом…
– Почти, – засопел Семен Игнатьевич. – Столько времени возишься, никак не сделаешь. Все до последнего момента надо дотянуть.
– Все бы давно сделали, если бы не ваши бесконечные вводные, – возразил, стараясь не терять спокойствия, Олег Андреевич.
– Какие такие вводные? – раздраженно проворчал Семен Игнатьевич.
Он всегда раздражался, когда разговаривал с зятем.
– Позвольте напомнить. Сначала вы захотели, чтобы террористы делали заявление на чеченском языке. Мы сняли. Потом вы решили, что все-таки лучше им говорить на русском. Мы сняли с русским текстом. Ролик был полностью готов, но вы придумали, чтобы у главаря была татуировка на руке…
– Ну, а чем плохо придумал? Зато его сразу можно опознать. И миру удобнее предъявлять. Этим же дуракам подавай стопроцентные приметы. Вот и будет им примета – лучше не надо.
– Согласен, – сказал Олег Андреевич. – Но пока наносили татуировку, пока она заживала, мы немного отстали по времени. Но теперь все готово. Шестого мая ролик выйдет в эфир.
– Прекрасно, – сказал Петр Петрович, тактично выждав, пока спор между тестем и зятем несколько поутихнет. – Это будет очень сильный ход. Накануне Дня Победы такое заявление! Люди будут на взводе. Главное, чтобы не просочилось ни капли информации. Если кто-то что-то пронюхает…
Он сжал сухие челюсти и строго осмотрел соратников, как бы призывая их утроить усилия по сохранению всех нюансов подготовки в глубочайшей тайне.
– Павел Сергеевич, ваши люди надежно охраняют кандидатов в террористы? – обратился он к маршалу.
– Надежней некуда, – уверенно заявил тот.
– Где их содержат?
– Под землей, недалеко от турбонаддувной установки. Чтобы сразу после того, как будет пущен газ, расстрелять прямо на месте.
– Они не сбегут? – не отставал Петр Петрович.
– Я же сказал: приняты повышенные меры, – чуть нахмурился Сысоев. – Да и бежать им некуда. Они находятся в изолированном отсеке глубоко под землей. Там несколько степеней защиты. Из него просто невозможно сбежать.
– А может, их шлепнуть для страховки сейчас и положить пока в холодильник? – предложил Семен Игнатьевич. – А потом вынуть и разбросать… Вот и охранять не надо.
– Рискованно, – возразил Петр Петрович. – Трупы, после того как оттают, начнут быстро разлагаться. Журналисты, которым мы предъявим убитых террористов, могут догадаться о подлоге.
– Да, эти будут рассматривать каждую волосину в ноздре, – засопел Семен Игнатьевич. – А может, не пускать журналистов – и дело с концом?
– Мы же договорились, Семен Игнатьевич, – мягко возразил Петр Петрович. – На первых порах все будем делать по мировым стандартам. Зачем без крайней нужды восстанавливать против себя Америку и Европу? Нет, пускай убедятся, что это чудовищное преступление совершили террористы, сделавшие накануне соответствующее заявление. Таким образом, мы получим законное право на защиту покоя наших граждан. И на этом основании проведем все первичные мероприятия: низложение президента и правительства, отмену существующей конституции, в корне своем ущемляющей интересы народа, назначение временного правительства из числа патриотов, ввод усиленного воинского контингента в Чечню, дезавуирование всех договоров начиная с Беловежской Пущи – и так далее в строгом соответствии с разработанным нами подробным планом спасения и восстановления страны в тех границах, в которых она находилась до 1991 года.
«Репетирует программную речь, – подумал Маслов, глядя на худое, вдохновенное лицо Воронина. – Неплохо получается. Вот бы еще здоровья к этому чуток».
Но лицо его, как и лица всех присутствующих, выражало полное согласие с тем, что говорил Петр Петрович.
– Да, ты прав, Петр Петрович, – кивнул Семен Игнатьевич. – Мы должны выиграть время, хотя бы до тех пор, пока придавим контрреволюцию и выведем армию на боевые рубежи. Потом уж они ничего не смогут сделать. Крика, конечно, будет много – да плевать мы на них хотели. Ракеты наши им хорошо известны, так что дальше крика дело не дойдет. Пускай вопят себе на здоровье, мы это уже проходили.
Он самодовольно ухмыльнулся, думая о том, какой шум поднимется на Западе. Да, такого господа из НАТО и Евросоюза от стоящей на коленях России не ждут. Поди, и думать забыли, что она способна еще напугать их до оторопи. То-то начнется паника… Хоть перед смертью потешить душу, посмотреть, как эти вонючие америкашки будут икру метать от страха.
– Нужно успеть эвакуировать из Москвы всех наших сторонников, – перешел к следующему вопросу Петр Петрович. – Олег Андреевич, вы отвечаете за этот сектор. Все ли, чьи жизни мы считаем нужным сохранить, предупреждены о том, что девятого мая им лучше находиться подальше от Москвы?
– Практически все, – доложил Олег Андреевич. – Мои люди лично предупреждают каждого человека. На сегодняшний день оповещены девяносто процентов от составленных списков. За последующие дни мы предупредим всех оставшихся.
– Хорошо, будем надеяться, что здесь обойдется без случайных жертв. Но помните: малейшая ошибка – и все рухнет. Поэтому нужно действовать крайне осторожно.
– Те ученые и деятели культуры, которых мы хотим уберечь от опасности отравления газом, получают от лица спецслужб конфиденциальную информацию о том, что исламские радикалы готовят девятого мая на территории Москвы масштабный теракт. Сообщается, что сведения очень точные, и настоятельно рекомендуется оставить город на период с восьмого по десятое мая. Никакой другой информации, имеющей хотя бы косвенное отношение к нашей акции, предупреждаемые особы не получают.
– Хорошо, – кивнул Петр Петрович. – Больше ничего им и не нужно говорить. Кто умный – тот поймет.
– А кто дурак – его проблемы, – вставил Семен Игнатьевич. – Каждого за руку не возьмешь, за город не вывезешь. Так что пусть соображают, не маленькие.
– Когда начинается парад на Красной площади? – спросил Петр Петрович у Сысоева. – Уже известно точное время?
– Известно, – кивнул Павел Сергеевич. – В девять тридцать – пятиминутная речь президента, затем шествие ветеранов и за ними – военный парад.
– Значит, газ пускаем в девять тридцать пять, – сказал, не дрогнув ни единым мускулом лица, Петр Петрович.
Семен Игнатьевич чуть помедлил, посмотрел на него и наклонил голову в знак согласия.
– Может, пускай с площади уйдут ветераны – потом? – глуховато предложил Маслов.
Петр Петрович перевел на него взгляд, поджал высохшие губы до того, что их вообще не стало видно.
– Нет, Олег Андреевич, мы пустим газ именно в тот момент, когда ветераны начнут свое шествие, – отчеканил он каждое слово.
– Но ведь тогда все они погибнут… – не спорил – пытался убедить Маслов.
– Они и так погибнут, – отрезал Петр Петрович. – Все, кто будет находиться в радиусе километра от Красной площади, либо погибнут сразу, либо получат тяжелые поражения, в основном несовместимые с жизнью. Ветераны, даже если они и выйдут за пределы площади, все равно вдохнут смертельную порцию газа. Так что отсрочка их не спасет. Но, сознательно идя на этот шаг, мы тем самым вызовем громадную волну протеста по всей стране. Гибель ветеранов от рук террористов поднимет на ноги всех без исключения. Чаша народного терпения будет переполнена. А ведь именно эту цель мы и ставим перед собой. Поэтому надо смириться со столь тяжелыми, но необходимыми потерями. Наши потомки нас оправдают.
Петр Петрович помолчал и негромко добавил:
– Хотя лучше будет и для нас, и для них, если никто никогда ничего не узнает.
Семен Игнатьевич тут же кивнул, одобряя и всю речь Петра Петровича в целом, и последнее предложение в частности.
