– Постараюсь. Встань на колени и держись за бампер.
Я сделал, как было сказано. Разуваев некоторое время регулировал позицию: выше, ниже, свет не попадает, а так попадает – но упора нет, а погоди-ка, надо тряпку вчетверо свернуть, чтоб ладонь не поранить…
У меня все эти телодвижения вызывали совершенно определенные чувства. Примерно вот так же у нас в учебке двое пьяных механиков парковали БМП. Один рулил, другой командовал, в итоге чуть не разворотили весь бокс, а «бэшку» все равно поставили криво.
– Серый, ты что, боишься, что ли?
– Кто боится?! Ты сам попробуй – не видать ни хрена…
– Слушай, давай уже побыстрее!
– Сейчас, потерпи маленько. Так… Да, вот так будет нормально.
– Все?
– Все. Значит, так. По моей команде глубоко вдохнешь. Потом берешь бампер…
– Да уже и так взял!
– Ну ладно тебе, не капризничай… Штангу поднимал?
– Было дело. Но так – для себя, в спортзале.
– Ну вот. Бампер – штанга. А ты делаешь рекордный рывок. Только вот в такой вот дебильной позе. Короче, тянешь на себя бампер и мощно выдыхаешь. С криком.
– С криком?
– Ага.
– А если услышат?
– Да глухомань тут. Сторожа услышат? На здоровье. Пока туда-сюда – мы уже свалим. Ты все понял, нет?
– Понял.
– Ну, давай, – Разуваев приставил железяку к моему пульсирующему плечу и дал отмашку на запуск процедуры.
– Вдох!
– Ххххх-ап!
– Выдох!!!
– Арррр!!!
Вообще я себе это так представлял: один короткий сильный удар, острый болевой проблеск сведен на нет выдохом-криком (насчет «штанги» Разуваев хорошо придумал – молодец) – и долгожданное чувство освобождения: вот он, твой осколок, держи на память…
А на деле вышло так: Разуваев не ударил, а навалился всей своей немалой массой и давай давить что есть дури!
– Ррраз! – ни фига.
– Ддва! – аналогично.
– Тррри! – а вот хрен вам по всей морде, чтобы голова не качалась.
В итоге этот штырь погнулся, осколок остался на месте, а я за эти три попытки весь превратился в одну сплошную боль.
Почему-то остро заболели отсутствующие зубы, все давешние переломы, многократно битая голова, а раненое плечо утратило первоначальное значение и стало центром организма и мироздания в целом.
– Убей меня, животное! – я брызгал слюной и орал как бешеный, вцепившись Разуваеву в ноги и пытаясь повалить его, – у него есть нож, надо срочно разрезать плечо, достать эту дрянь или даже вообще ампутировать себе руку. – Отрежь мне плечо, б…!!!
Разуваев возился со мной, как с больным ребенком: бить не стал, прижал к земле, подождал, когда приступ ярости сошел на нет, и дал водки. Я высосал полбутылки прямо с горла, при этом чуть не задохнулся, долго кашлял, потом притих и пожелал немедленно умереть. Жить в таком гадском состоянии мне не хотелось: это может показаться глупостью, но вся вселенная для меня в тот момент сосредоточилась на крохотном куске железа, что сидел в моей рваной плоти. Он жрал меня изнутри, грыз, как злобный стальной хомяк, и посылал болевые импульсы в каждую клеточку моего многострадального организма. Если эту мерзость нельзя достать – надо убить себя, чтобы хотя бы таким образом прервать этот кровавый триумф воплощенной боли.
– Серый, отрежь мне плечо. Или пристрели – не могу больше…
– Да-да, сейчас… – Разуваев возился с одним из трофейных мобильников – морща лоб, пикал кнопками – видимо, вспоминал номер.
– Ты куда звонишь?
– Медику.
– Зачем?!
– Сами мы не справимся. Я тут сглупил, конечно, думал, получится…
– Нельзя нам в больницу. Возьмут обоих.
– В больницу и не поедем.
– А куда?
– У нас есть медик, который сто пудов не сдаст.
– Это кто?
– Это Бубка. Заодно спасем его никчемную жизнь – если еще не поздно.
– Это бред, Серый. Мы что, в Черный Яр поедем?!
– Да, вариант – не фонтан… Но – это единственный вариант.
– Я никуда не поеду.
– А я тебя и не спрашиваю. Заткнись на минуту – не могу номер вспомнить…
– А я говорю: плохая идея!
– Да, идея не фонтан, но… А, вот, кажется, это оно самое… Бубка?.. Гунн в пальто! Слушай внимательно. Бери все лекарства и инструменты – какие есть. Надо осколок из плеча достать. И – бегом из дома. Ты понял, нет?.. Нет, не шутка. Очень скоро тебя придут убивать. Вообще странно, что до сих пор еще не пришли: глянь в окно, никто там не прется?.. Да не шутка, я же сказал! Никуда не заезжай, особенно в клинику – они уже там. А, да: у тебя телефон «серый» или с магазина?.. С магазина? Ну и дурак. Выкинь его… Да затем, что слушать будут, если уже не слушают… Да, серьезно. Короче! Надо достать осколок из плеча. Глубоко сидит. Подумай, что тебе пригодится… Что значит – «куда»? Сам не догадался?.. Слушай, ты давай: включай мозги прямо сейчас, а то они тебе больше не понадобятся. Короче, дуй на ту поляну, где тебя чуть не закопали. Понял, нет?.. Ну вот, молодец. Доедешь до бетонки, тачку бросишь, дальше – пешком… Да, обязательно! За тобой может быть «хвост». Все, давай – удачи…
Пообщавшись с врачом, Разуваев деловито влил в меня еще полстакана водки, откинул спинку водительского сиденья, и мы убыли на север. Разуваев, естественно, рулил – я был совсем никакой.
Так… А, ну да: дорога – враги – в любой момент могут перехватить…
А страха не было. Ну совсем ни капельки. Как-то уже все глубоко безразлично было, буквально полнейшая апатия. Сами понимаете: за один вечер столько всего навалилось – иному и за всю жизнь испытать не доведется. Помнится, одна дилемма меня занимала: они нас «бэтээром» давить будут или с гранатомета пальнут? Или просто изрешетят из пулеметов? Мы же теперь в ранге «вооружен и очень опасен», так что разговаривать с нами никто не станет.
А потом я перестал париться и успокоился: какая разнится, как убьют? Мы обречены, и точка – а способ нашего умерщвления в данном случае особой роли не играет.
Помните, я сказал, что ехать в Черный Яр – чистейшей воды самоубийство? Я был не прав. За то время, что мы здесь свирепствовали, Разуваев изучил окрестности, как карту эрогенных зон любимой женщины, и прекрасно знал, куда – можно, а куда – даже и пытаться не стоит. То есть мы запросто объехали лесом три поста и по проселочной дороге вырулили прямиком к лаборатории ядерной физики. А оттуда до заветной полянки было рукой подать.
Бубка был не один: он притащил с собой Людвига Зверева. Это его лучший друг, вечно угашенный человек-цветок, живущий в мире разноцветных глюков.
Разуваева такое отклонение от первоначального плана вовсе не обрадовало. Зверствовать он не стал –
