сдержался, но в мягкой форме выразил недоумение:
– Слышь, доктор, ты совсем дебил?! Ты на хера приволок этого обдолбыша?
– Он тоже человек, – заступился за друга Бубка. – Что ж, теперь я, значит, в бега, а его пусть убивают?
– Вот его-то как раз никто бы не тронул, – пробурчал Разуваев. – Ты – завклиникой, идешь в первом списке. А он – никто. Про него даже и не вспомнят.
– Я пригожусь, – Людвиг был обдолбан в меру, ситуацию понимал, чувствовал себя виноватым. – Я тут столько нычек знаю – год можно прятаться…
А мне было по фигу, хоть Людвиг, хоть весь персонал клиники в полном составе – один черт. К тому моменту у меня вполне развилось лихорадочное состояние и все вокруг плавало в красной дымке.
– Ребята, вы или пристрелите меня, или достаньте уже эту дрянь – я больше не могу.
– Достанем, – пообещал Бубка, наскоро осмотрев нас с Разуваевым при свете фонарика. – Садитесь, я вас отвезу куда надо…
«Куда надо» оказалось каким-то древним бункером в глубине леса. Толстенные ржавые двери с винтовыми задвижками, сырость, грязь, воняет плесенью, никакого тебе электричества и даже намека на элементарные удобства, освещение – керосиновые лампы, от которых почему-то несет солярой…
Короче – полная антисанитария и замшелый архаизм. Был бы в себе – ни за что не позволил бы ковырять свою плоть в таких дрянных условиях.
– Он боль плохо переносит, – предупредил Разуваев. – Надо бы чем-нибудь ширнуть или водки влить побольше.
– Вот же скот, – вяло возмутился я. – Давай вставим тебе в рану железяку и даванем что есть мочи. И посмотрим, как хорошо ты переносишь боль.
– Может, поставим ему кубик? – заботливо предложил Людвиг, похлопав себя по карману куртки. – Враз отъедет.
– Что за варварство, – Бубка открыл свой баул и достал шприц. – У нас есть вполне стандартные средства анестезии. Так что оставьте свои экстремальные предложения для другого случая.
В общем, он ввел мне какой-то препарат, и я быстренько уехал из этого поганого бункера в мир Людвига Зверева, наполненный вечным счастьем и незыблемым покоем…
В книгах пишут обычно: «пробуждение было ужасным». Это когда героя где-то там отрубят, он плавает в прекрасном мире грез, потом очухался, пытается вспомнить, что с ним, глядь – а уже в плену. Или просто в каком-нибудь нехорошем месте.
В этом плане мне не повезло: никакого счастливого забытья не было. Я еще не успел толком обрести сознание, а уже все про себя знал: ранен, в розыске, в сыром схроне, в пиковой ситуации, и вообще, глубоко в ж…
Плечо саднило, но той тупой всепоглощающей боли, распирающей организм изнутри, уже не было. Икра тоже вела себя вполне прилично. Ага, уже хоть что-то положительное.
Открыл глаза, осмотрелся, принюхался: обстановка тоже несколько похорошела. Товарищи по несчастью прибрались, протопили печь, и пропала острая солярная вонь – наверное, кто-то прочистил воздуховод.
А еще в воздухе витал слабенький остаток аромата какой-то вкусной еды. Такое впечатление, что чего-то сварили и съели. Без меня.
– Суп из тушенки? – хрипло пробормотал я.
– Уже нету, – сообщил Разуваев. – Еще вчера съели. А тем, кто в отключке, есть не положено, так что извиняй, брат…
– Вчера?
– Ага. Считай, полсуток провалялся.
– Который час?
– Двенадцать двадцать пять. Пятое сентября.
– Жаль, телика нету. Глянуть бы хоть глазком, чего там… Дума сегодня должна Закон принимать…
– Газеты есть. Люда принес.
– Люда?
– Ну, Людвиг – Бубка его так зовет.
– Бубку, кстати, Игорем зовут.
– Я в курсе.
– Понял. А где они?
– Наверху, приемник слушают. Здесь не ловит.
– Пойдем пообщаемся – на предмет обстановки.
– Да я уже и так все знаю. Ты иди, я сейчас с мобилой разберусь – подойду…
Я полагал, что мы прячемся где-то в глухом лесу, но оказалось, что это не совсем так. То есть объект, на котором мы находились, точно был в лесу, а на внутренней территории в приятном изобилии росли молодые сосны, но назвать это местечко глухим язык не поворачивался.
Вот что я увидел: высоченный бетонный забор, убегающий куда-то в бесконечную даль хвойного моря, повсюду огромные ангары, корпуса цехов (или лабораторий – с ходу и не разберешь), многочисленные островки ржавеющего под открытым небом допотопного транспорта без колес и кузовов – и крайне неприятная для любого беглеца людская активность.
Неподалеку работает кран – таскает металлолом, по путям небольшой маневровый тепловоз толкает пару запечатанных вагонов, в сотне метров команда грузчиков волочет из склада в «ЗИЛ» какие-то ящики, рядом рабочие копают канаву, чуть подальше надсадно визжит пилорама…
Вот это мы спрятались!
Вход в убежище, как и полагается, был оформлен в обветшалой трансформаторной будке, в которой, сами понимаете, трансформаторами и не пахло. Ворота ближайшего ангара были распахнуты настежь: внутри стоял трофейный «Лендкрузер» и лежали штабеля свежих досок.
Возле ангара на лавочке сидели Игорь и Людвиг, слушали приемник и потребляли чипсы с квасом. Оба были в шлепанцах и шортах, волосы мокрые – видимо, недавно где-то искупались. Ну прямо-таки домашний идиллический пейзаж – иначе не скажешь. Только вот вид у пейзан несколько мрачноватый, какие-то они притихшие и хмурые.
Пообщались. Для начала эскулап довел медицинские итоги нашей вчерашней жизнедеятельности. У меня почти полный порядок: икра зашита правильно, рана незначительная, осколок из плеча извлекли. Да, Разуваев, оказывается, был на верном пути: единственно, следовало сделать надрез с противоположной стороны, а уже потом толкать. Теперь только руку на перевязь – и не беспокоить. А вот Разуваеву наложил три шва, ему нужно прямо сейчас лечь на живот и не вставать как можно дольше. Или хотя бы до минимума ограничить подвижность – иначе будет долго заживать и постоянно кровоточить.
– Ща все бросим и пойдем лежать и ограничивать, – пробурчал Разуваев, как раз вылезший из бункера. – Знаешь, есть такая народная примета: мертвые не потеют. Если мы тут будем валяться, очень скоро придут люди в масках и тогда уж точно ограничат подвижность – раз и навсегда. До минимума…
По ситуации.
Людвиг, как самый невостребованный в разыскном плане, смотался в город: разведал обстановку, взял кое-какие вещи и купил свежие газеты.
В самом городе тихо и спокойно. Однако камрады доложили, что на островах и по всей акватории водохранилища было какое-то движение. Всю ночь кого-то искали, в массовом порядке и с привлечением служебных животных.
– Ну скажи просто – с собаками!
– Просто – не могу, – покачал головой Людвиг. – Вам же как можно точнее надо, верно? Ну вот. Камрады, которые давали информацию, – интеллигентные люди, сказали про служебных животных. А я, дурак, не уточнил – как-то не придал этому значения…
– Да ладно тебе, это и в самом деле не важно! – Игорь нервно дернул плечиком. – Все они – служебные животные, что собаки, что менты или чекисты – без разницы…
– Тогда мы тоже – служебные животные, – тихо сказал Разуваев. – По крайней мере, были ими до сегодняшней ночи.