может пойти трещина, особенно если подсунуть мне знаменитого психиатра, разодетого под дворецкого. Ошибка исключена, это был действительно Родерик Глоссоп: сейчас он лыжным шагом возвращался в дом. На свете просто не могло быть такой второй такой лысины и мохнатых бровей, поэтому нужно признать: прощай моя sang froid.
Впечатление, произведенное на меня, было таковым, что я вскочил со стула. Каждый из нас может представить, что будет, если человек вдруг вскочит со стула, с полной чашкой чаю в руках. То, чем эта чашка была полная, между тем сфонтанировало в воздух и очутилось на штанах Одри Апджона, магистра наук, произведя значительный увлажняющий эффект таковых. И я вряд ли преувеличу, если скажу, что если до этого на нем и были штаны, то теперь на нем по большей части был чай. Кажется, несчастный тоже это почувствовал, и я еще даже удивился, что он ограничился лишь «Уй-яя!» Я думаю, что просто, как солидный джентльмен, он привык сдерживать свои эмоции, дабы не произвести плохое впечатление: но сейчас, по- моему, он пожалел о том, что именно он — солидный джентльмен. Впрочем, иногда и молчание красноречиво. В его взгляде читалось множество молчаливых, но восклицательных междометий. О, что это был за взгляд! Так смотрит пират, желая всем вокруг по такой же деревянной ноге, как и у него.
«Вы, как я посмотрю, не переменились со времен Мэлверн Хаус», — произнес он наконец язвительно, пытаясь промокнуть свои штаны носовым платком. — «Растяпа Вустер, так мы его звали», — добавил он, обращаясь к Бобби, явно намереваясь заручиться ее поддержкой. — «Даже элементарно удержать чашку в руках, чтобы не пролить ее на окружающих, он не может. И уж если в комнате есть хотя бы один стул, Вустер его обязательно опрокинут: это аксиома. Да, горбатого могила исправит.»
— Ради бога, простите, — сказал я.
— Да поздновато извиняться. Вы испортили мои новые штаны. Вряд ли теперь чай отстирается с белой фланели. Впрочем, придется попробовать.
Не знаю, но тут я похлопал его по плечу и сказал: «Вы мужественный человек.» Наверное, я вряд ли его этим успокоил. Он снова посмотрел на меня эдак и отшествовал прочь, благоухая цветочным чаем.
— Знаешь что, Берти, — задумчиво сказала Бобби, глядя ему вслед, — если Апджон и собирался позвать тебя на прогулку, то теперь он передумал. Также не жди от него рождественских подарков в этом году, и ужвряд ли он захочет встряхнуть мальчику одеялко перед сном.
Я гордо всплеснул рукой, расплескав по скатерти кувшин с молоком. «Плевать мне на Апджона с его рождественскими подарками и прогулками. И еще: почему Глоссоп фигурирует здесь под дворецкого?»
— О. Я предполагала, что ты спросишь. Я сама собиралась рассказать тебе при случае.
— Воспользуйся им сейчас.
— Ну, в общем, это была его идея.
Я просверлил ее взглядом. Бертрам Вустер очень терпимо относится к людям, когда они говорят глупости, но не тогда, когда меня самого принимают за дурака.
— Его идея?
— Да.
— И ты думаешь, что я поверю, будто одним прекрасным утром сэр Родерик Глоссоп проснулся, посмотрел на себя в зеркало, нашел, что он немного бледен, и сказал: «Мне нужно встряхнуться. Не подработать ли мне немного дворецким?»
— Нет, конечно не так. Прямо не знаю, с чего начать.
«Начни не с конца. Ну же, молодая и очаровательная Би, точка Уэкам, смелее», — сказал я и демонстративно откусил кусок торта. Мое поведение подбросило масла в огонь, вермильон ее волос заполыхал еще ярче, Бобби нахмурилась и сказала, что нечего выпучивать глаза как дохлый палтус. 'По крайней мере от этого всего можно сдохнуть, — ледяным тоном сказал я. — «Поскольку эта новость меня просто оглушила как рыбу. Где бы ты ни появлялась, ты всюду мутишь воду, и у меня есть все основания вывести тебя на чистую воду. Жду твоих объяснений».
— Хорошо, дай мне причесать свои мысли.
Сделав таким образом прическу своим мыслям, она продолжила, а я доедал свой торт.
— Я, пожалуй, начну с Апджона, потому что все из-за него. Видишь ли, он подмыливает Филлис выйти замуж за Уилберта Крима.
— Ты говоришь подмыливает?
— Именно. А Филлис такая, что сделает все, как скажет ей папочка.
— Такая безвольная?
— Абсолютно. Твоя тетушка просто в ужасе.
— Она что, не хочет этого?
— Конечно нет. Если бы ты слышал, что творит этот Вилли Крим, когда появляется в Нью-Йорке!
— Да уж, слышал-слышал о его похождениях. Он ведь плейбой.
— Твоя тетушка считает, что он хулиган.
— Что ж, плейбои все такие. Неудивительно, что тетушка не хочет, чтобы свадебные колокола звонили по ее крестнице. Но это никак не объясняет появление карнавальной фигуры Глоссопа.
— Нет, объясняет. Тетушка Далия попросила его понаблюдать за Уилбертом.
— Я был в полном недоумении.
— Ты имеешь в виду — следить за Вилли? Ходить за ним по пятам? Но это же непорядочно.
Бобби нетерпеливо фыркнула.
— Нет, тут чистая медицина. Ты же знаешь, как работают психиатры. Они тщательно исследуют объект лечения. Ведут с ним разговоры. Применяют к ним всякие тесты. И рано или поздно…
— Кажется я начинаю понимать. Рано или поздно Вилли проговорится, что он чайник, и вот тут они схватят его за нос.
— Знаешь, он этого заслужил. Твоя тетушка просто измучалась, а тут меня осенила идея пригласить Глоссопа. Ты же знаешь, у меня иногда бывают гениальные идеи.
— Типа как с грелкой?
— Да, и это тоже.
— Ха!
— Что ты сказал?
— Просто «ха»!
— Почему «ха»?
— Потому что при воспоминании об этой ужасной ночи мне хочется сказать «ха»!
Тут Бобби мне ничего не могла возразить. Она ненадолго умолкла, обратившись к сандвичу с огурцом, затем продолжила:
— И тогда я сказала твоей тетушке: 'Я знаю, что делать. Позовите Глоссопа, пускай он понаблюдает за Уилбертом Кримом. И тогда вы сможете пойти к Апджону и вытащить из-под его ног ковер.
Я снова ничего не понял:
— Какой ковер?
— Ну разве непонятно? Выбьем почву из-под его намерений. Тетушка пойдет к Апджону и скажет, что сэр Родерик Глоссоп, крупнейший психиатр в Англии, утверждает, что Уилберт Крим — чокнутый. И неужели он, Апджон, собирается отдать свою падчерицу за человека, которого могут в любой момент одеть в смирительную рубашку? По-моему тут дрогнет даже Апджон, или я не права?
Я задумался.
— Да, — сказал я, — пожалуй ты права. Очевидно и Апджону ничто человеческое не чуждо, правда я, находясь в стадии ученичества, по отношению к себе этого не замечал. Что ж, теперь мне понятно, почему Глоссоп в Бринкли. Но почему он прислуживает за столом как дворецкий?
— Я же тебе сказала, что его имя слишком знаменито и что если он приедет под собственным именем, это вызовет подозрения у миссис Крим.
— Понятно. Она увидит, что тот наблюдает за ее сыном, и
догадается.
— Ну, если она увидит, что за ее сыном наблюдает дворецкий, она просто подумает: «Надо же, какой наблюдательный дворецкий». Ну конечно, рискованно задевать чувства жены Хомера, иначе та шепнет мужу, а он возьмет и скажет дядюшке: «Траверс, после всего этого не хочу ничего с вами иметь». Кстати, а что это за сделка?
