напоминал об их предыдущем разговоре.
Боль терзала ее, но теперь она уже могла улыбнуться в ответ на это замечание.
— Вы именно поэтому оставили женщину из Европы, которую любили, и женились на той, что вам выбрал в жены отец? — Джемма понимала, что, задавая этот вопрос, ступает на лезвие ножа. Она даже не знала наверняка, любил ли он ее маму, но эта студия была построена — значит, чувства его были чрезвычайно сильны. Он улыбнулся.
— Сколько времени прошло, — задумчиво протянул он, — а слухи все тянутся.
— Вы построили это для нее, — Джемма обвела взглядом просторную студию. — О студии знают все в округе, и слухи ширятся, со временем они превратятся в легенду. А ваша жена — она не возражала против всего этого?
— Моя жена считала все это невероятно забавным и не упускала случая высказать мне свое мнение в лицо.
К этому времени Джемма знала его уже достаточно, чтобы понять, что ему стоит огромных усилий сдерживать свой гнев. Она пожалела, что их разговор принял подобный оборот, потому что Агустин де Навас напрягся, как струна, и последующие полчаса были потеряны для работы.
Постепенно Джемма выучила расписание домочадцев и приспособилась к нему. Рано утром Фелипе и Бьянка пару часов катались на лошадях, купались, а потом, пока Бьянка загорала, красила ногти или докучала болтовней Майку, который, похоже, большую часть времени болтался вокруг в ожидании какого- нибудь задания, Фелипе работал в кабинете. Затем обед на террасе, после чего Бьянка уходила спать, а Фелипе возвращался в кабинет работать.
Выучив все это, Джемма успевала поплавать в бассейне перед Фелипе и Бьянкой и пообедать в студии между утренним и полуденным сеансами Агустина. В свободное время она прогуливалась по саду — но только тогда, когда поблизости никого не было. Она избегала всех де Навас, как будто боялась заразиться смертельной болезнью.
Мария и Кристина заглядывали в студию, приносили ей еду, но всегда в отсутствие Агустина. В общем, все шло прекрасно.
— Полагаю, самое время тебе прийти в норму и прекратить избегать нас.
Джемма, которая уже в десятый раз пересекла бассейн, одной рукой схватилась за поручень, а другой смахнула со лба мокрые пряди.
Сощурившись от солнца, она взглянула на Фелипе. Он сидел у края бассейна на корточках, и улыбки на его губах не было. Прошло уже три дня с тех пор, как она видела его в последний раз. Сейчас он казался еще более изможденным, чем в день ее приезда в «Вилла Верде». Бьянка, похоже, действовала на него не лучшим образом.
— А где Бьянка? — спросила Джемма, пытаясь показать, что хочет сохранить нормальные отношения. Ей вдруг пришло в голову, что Фелипе мог выучить ее расписание так же дотошно, как она сама выучила их.
— Тебе интересно?
— Нет, просто поддерживаю разговор. — Оттолкнувшись от края бассейна, она поплыла в обратную сторону.
Фелипе неспешно шел следом.
— Я думаю, тебе стоит присоединиться к нам за ужином сегодня вечером.
— А я не думаю, — фыркнула Джемма.
— Откуда такая стеснительность?
— Откуда такая настойчивость?
У другого конца бассейна она остановилась. Она не могла одновременно продолжать разговор и плыть, а он, совершенно очевидно, уходить не собирался. Его рука протянулась к ней, она приняла помощь, изо всех сил стараясь оставаться равнодушной, и он вытащил ее из воды.
Фелипе наклонился, подхватил с шезлонга полотенце и обернул вокруг ее плеч.
— Спасибо, — пробормотала она и отступила от него на шаг.
— Агустин говорит, что портрет получается великолепно. Как-нибудь загляну в студию и полюбуюсь.
— Не стоит беспокоиться. Налюбуешься вдоволь, когда он будет закончен. А сейчас прошу прощения, но я бы хотела принять душ и переодеться перед следующим сеансом твоего отца.
Поймав Джемму за руку, он развернул ее к себе. Даже не зная наверняка о его намерениях, она все равно была наготове.
— Не трогай меня, Фелипе! Нехорошо, если Бьянка увидит нас вместе. Да и твой отец, если уж на то пошло.
— Пытаешься разжечь небольшой семейный скандальчик? — холодно поинтересовался он, и от пристального взгляда его темных глаз у нее мурашки побежали по спине.
— Я — нет, а вот ты — несомненно. Это ты схватил меня. Довольно, отпусти мою руку.
— И не подумаю, — он сжал еще сильнее. — Хочется почувствовать, как ты трепещешь в моих объятиях.
— Содрогаюсь, хочешь сказать, — сладким голоском отозвалась она. Реплика, казалось бы полная сарказма, была тем не менее сущей правдой. Каждый раз, когда Джемма вспоминала о том, что они сделали, об их любви, об их ласках, она содрогалась от смертельного ужаса.
Он отбросил ее руку, как будто та внезапно обожгла его.
— Ты всем этим наслаждаешься, не так ли?
— Солнцем, водой — да, от души.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — съехидничал он. — Не смей играть со мной, Джемма. Меня это страшно злит.
— Прекрасно, я рада, что могу с такой легкостью вызывать твою ярость. Мне доставляет неописуемое удовольствие отплатить тебе за все то, что ты со мной сделал.
— Ты отказываешься с нами есть, ты нас избегаешь. Это совершеннейшее ребячество.
— Спорить не стану. Однако доживи я хоть до двухсот лет — мне все равно никогда не дорасти до размеров ребячества семейки де Навас.
— Ты нас уже переплюнула, радость моя. Даже Бьянка демонстрирует большую зрелость, чем ты сейчас.
— Рада за нее, — парировала Джемма. — Я-то всегда считала, что она достигла зрелости головастика! — Она пожала плечами. — Радуйтесь жизни в стоячей воде обоюдных эмоций.
— Радуемся, не сомневайся, — злобно произнес он. — Благодаря тебе Бьянка стала вдруг такой покладистой.
Джемма повернулась к нему спиной, успев на прощание бросить полный отвращения взгляд. Итак, тем самым «жеребцом-соблазнителем» оказалась в конце концов она… Фелипе вызвал ее сюда, чтобы показать Бьянке, чего она может лишиться. Неужто в этом была необходимость? Бьянка ведь и так без ума от своего кузена! Потуже запахнув халат, Джемма зашагала прочь от него. Плевать ей на все это, убеждала она себя, припустив бежать, как только оказалась вне поля его видимости. Она мчалась через кипарисовую аллею, вокруг виллы — в свое убежище, в студию. Все, все здесь друг друга стоят. Пусть они катятся к дьяволу.
Она встала под душ и поняла, что дрожит от гнева и горькой тоски. Как они дошли до такого? Ярость, обиды, оскорбления — и теперь их чувства разодраны в клочья. Ну почему Фелипе не может просто позволить ей спокойно закончить работу, а потом уехать навсегда?
Крик ужаса застыл в ее груди, когда чья-то рука внезапно отдернула занавес в душе. Даже если бы Фелипе, с ножом в руках, намеревался последовать примеру Нормана Бейтса из «Психопата» — и то ее испуг не был бы сильнее.
— Какого черта ты тут делаешь! Напугал меня до полусмерти, — хрипло выдавила она. Сейчас она не знала даже, что страшнее — перспектива смерти от кухонного ножа или мысль о том, что Фелипе протянет руку и дотронется до ее обнаженного тела.
Он протянул руку, завернул кран — и в студии внезапно наступила гробовая тишина. Прислонившись к кафельной стенке, Фелипе обратил пристальный, изучающий взгляд на ее мокрую обнаженную фигуру.
