и подбородком, в котором нельзя было ошибиться. Митчу даже не пришлось отсчитывать месяцы, чтоб понять, что этот ребенок не Магилликутти. Этому маленькому золотоволосому сверточку было два месяца от роду, и он был точной копией мальчика, которого Митч привез домой жене почти восемнадцать лет назад. Без сомнения, этот ребенок был ребенком Райля Толмэна.
О Боже! Ничего удивительного, что мальчик едва не свихнулся, потеряв Джинкс. Они были любовниками.
— Разве она не красавица, отец? — Лицо Джинкс хранило выражение благоговейного трепета, но совсем не раскаяния и ни капли сожаления.
Неужели она больше не думает о Райле? Неужели отец ребенка ей теперь безразличен?
Вслух он сказал:
— Она красавица.
Подошел Эрик, рука его легко обвила талию Джинкс. Она улыбнулась ему тепло и чувственно. «Так вот оно что, — подумал Митч. — Она любит этого. Она забыла Райля и хочет, чтоб думали, что Магилликутти отец ребенка».
А он — неужели он тоже думал, что ребенок — его? Неужели Джинкс так скоро после приезда в Миллтаун стала спать с ним, что смогла одурачить его? Митч стал лихорадочно сопоставлять даты. Джинкс уехала из дома в середине июля. Эрик привез «Колдунью» в порт в июле и уехал в Миллтаун месяцем позже, вероятно, только через пару недель после того, как Джинкс забеременела.
Так Эрик думал, что ребенок — его? Он тяжело вздохнул. Может быть, Джо знает, что делает. Может быть, и ему следует делать то же самое — просто сидеть и наблюдать за происходящим. Он загнал свою минутную слабость внутрь и улыбнулся Джинкс:
— Как ты назвала ее? Как зовут мою внучку?
— Элисон.
Он кивнул, не в силах отвести глаз от ребенка. Как могут другие смотреть на него и не понимать, что он — Толмэн?
— Садитесь, сэр, — предложил Эрик, подвигая Митчу стул. — Вы хотите прямо сейчас ознакомиться с книгами?
Митч посмотрел на Эрика:
— Нет, — сказал он, — я хотел бы поговорить с дочерью — один на один. Джинкс быстро заговорила:
— Ты можешь говорить о чем угодно в присутствии Эрика, отец. У нас нет секретов друг от друга.
— Ничего-ничего, Рыжая. Я ничего не имею против этого.
В дверях он поколебался.
— Я только хочу, чтоб вы знали одну вещь, сэр. Я просил Джинкс выйти за меня замуж. Она отказалась, но я хочу, чтоб вы знали, что я ее люблю и намереваюсь заботиться о ней и о ребенке так долго, как она мне позволит.
«Не такой уж он, оказывается, легковесный», — подумал Митч. Но вслух сказал только:
— Понятно.
— Я не собиралась говорить тебе о том, что мы не женаты.
— Я так и думал.
— А что думает мама?
— Не знаю. Она не говорит, что думает.
— Я надеялась… Я думала, что, может быть, ты не узнаешь.
— Что ты не замужем?
— Да, — сказала она, не глядя на него, — и когда родился ребенок. Ты, вероятно, думаешь, что я шлюха.
Он снова подумал о Гейл Толмэн. То был единственный раз, когда он изменил Джо, но до сих пор это беспокоило его. «Если бы тогда Гейл Толмэн не была уже беременной, Райль мог бы запросто оказаться моим сыном», — подумал он. Митч вздохнул.
— Я сам не такое уж совершенство, чтобы судить других, — сказал он, — мы все ошибаемся.
Он увидел, как лицо ее исказилось от боли, и удивился этому.
Глаза его остановились на деревянной люльке в углу.
— Она красивая, правда, отец? — Джинкс спросила его так, как будто ждала, что он будет разубеждать ее в этом, и он удивился этому.
— Да, — сказал он, — пожалуй, более прелестного ребенка я и не видел. Снова ее лицо исказила боль.
— О Господи, ты хорошо себя чувствуешь? — быстро спросил он. — После родов, я имею в виду.
— Замечательно. Эрик говорит, что я легко до неприличия родила ребенка. В первые несколько месяцев я очень страдала от морской болезни, но потом все пошло прекрасно.
Он встал и подошел посмотреть на спящего ребенка. Золотые ее волосики были влажными, а пальчики сложены около ротика, похожего на розовый бутон.
— Исключительный ребенок, — решительно заявил он.
— Отец, могу я попросить тебя кое о чем?
— О чем угодно.
— Не говори маме о ребенке. Не говори, что Эли уже родилась. Скажи ей, что живот у меня огромный и я разрожусь с минуты на минуту.
— Ты же знаешь, что я не очень-то умею врать.
— Тогда вообще ничего не говори ей. Ох! Ведь ты не можешь этого сделать, правда? Она ведь знает, что ты собирался навестить меня.
— Нет, — медленно сказал он. — На самом деле она не знает. Я ничего ей не говорил. Лицо ее прояснилось.
— Тогда тебе не придется говорить ей, что ты видел меня. Ей не надо знать, что мы не женаты… или что… — она не смотрела ему в глаза, — что Эдисон родилась в апреле. — Она поспешила добавить:
— А в следующем месяце я напишу вам письмо и расскажу о ребенке, и она никогда не узнает, что ты был здесь. — Джинкс снова посмотрела в сторону колыбели, губы ее задрожали, как будто она вот-вот заплачет. — Именно так я и собиралась поступить, знаешь, но ты приехал и увидел ее. Я собиралась притвориться, что мы женаты и что Эли родилась позже на пару месяцев. — Она закусила губу.
— А почему вы не поженитесь, Джинкс?
— Не спрашивай, отец! Прошу тебя! Она засмеялась нервным смехом, и он подумал: она не может выйти замуж, потому что до сих пор любит Райля… или нет?
— Ты ведь всегда говорил, что не понимаешь женщин, — продолжала она, — поэтому ты, вероятно, не понял бы, даже если бы я объяснила.
Он взял ее руки в свои и попытался сделать так, чтобы его любовь передалась ей, чтобы она поняла, как сильно он тревожится за нее. И она, похоже, поняла это, потому что сжала его руки в ответ и сказала:
— Спасибо, отец.
— Я ничего не скажу твоей матери, — пообещал он, — но ты напиши нам, слышишь?
— Напишу, отец, напишу.
Они получили от нее письмо через две недели. Митч ожидал, что письмо будет большим и восторженным. Но оно оказалось коротким и сухим, написанным совсем не в обычном прыгающем стиле Джинкс.
«Хорошенькая малышка, — писала она. — 10 фунтов. С такими же, как у меня, зелеными глазами. Все обошлось хорошо, мама, хотя роды пришлось принимать Эрику».
Так роды принимал Эрик? Джинкс не говорила ему об этом. Он был разочарован письмом, но Джо перечитывала его снова и снова, как будто оно было образцом красноречия.
Каждый раз, перечитывая письмо, Джо восклицала:
— Она пишет, что ребенок красивый.
— Но ведь так и должно быть с красавицами мамой и бабушкой.
— И что девочка здорова.
