пальцев побелели. Его холодный взгляд встретился с невыразительными глазами Томаса. Граф чуть не улыбнулся. По крайней мере, подумал граф, Томас знает, что его слова нельзя понимать буквально, как понимал их дворецкий, нанятый в свое время графиней. Тот придурок однажды и вправду подал на стол нечто напоминающее кошачью еду, когда графу пришлось принимать друзей Патриции в ее отсутствие. Трудно сказать, кто был больше ошеломлен – гости или сам Ник, когда к чаю подали жаренных на вертеле рыбешек. Ник, опомнившись, от души расхохотался. Но его жена, Патриция, вовсе не нашла этот эпизод забавным.
Громко топая, Ник направился в свои апартаменты. Его не ожидал лакей – личного лакея у графа просто не было. В свое время его попытка обойтись без слуги вызвала грандиозный скандал. Но с того времени, как четыре года назад Патриция умерла, граф обходился без лакея, потому что считал глупым пользоваться его услугами. Он был взрослым человеком и вполне мог одеться самостоятельно. К тому же постоянное присутствие лакея мешало Нику, любившему уединение. После судебного разбирательства он сразу избавился от этого слуги. Ему бы, конечно, следовало выгнать и еще две трети штата прислуги, но он пожалел этих людей. Ник прекрасно знал, что уволенные слуги и сельскохозяйственные рабочие вынуждены будут отправиться в город и наняться на фабрики. Нет, он не мог так жестоко обойтись с людьми, не мог бросить их на произвол судьбы. Родившийся и выросший на ранчо в Техасе, Ник представлял себе фабрику чем-то вроде ада.
Рубашка графа пропиталась потом, и он снял ее и швырнул на пол. Ник трудился вместе с рабочими, возводя новую каменную стену на одном из южных пастбищ. Он наслаждался работой – ему нравилось перетаскивать с поля камни и укладывать их в растущую стену. В отличие от своих соседей, на чьих землях из года в год высевалось зерно, Ник стремился к тому, чтобы его угодья приносили как можно больше пользы, не истощались. И новый луг предназначался под травы, из которых выйдет отличное сено для прокорма увеличивавшегося графского стада породистых коров. Ник был осторожен и делал все, чтобы Драгмор процветал. К тому же он предчувствовал, что нет смысла заниматься одной лишь пшеницей – ведь ее дешевле было купить в Америке, чем вырастить в Англии. Ну и еще – ему нравилось заниматься землей, потому что лишь это занятие отвлекало его от мрачных мыслей, так как требовало полной отдачи сил.
Его ждали внизу.
Граф угрюмо застегнул свежую рубашку. Он не мог отмахнуться от этого. Его ждали. И далеко не в первый раз граф пожалел о том, что когда-то женился на Патриции Вестон.
Она услышала, как он вошел.
У Джейн перехватило дыхание. Ожидание было невыносимым. К тому же все это выглядело явной невежливостью. Ведь граф видел, как они подъезжают, но даже не задержался на пороге. И теперь они добрых полчаса сидели в желтой гостиной, а хозяин дома все не появлялся. Джейн от скуки разглядывала все вокруг. И сразу заметила, что этой гостиной давным-давно никто не пользовался – или, точнее, в этой гостиной никто не прибирал. Да, все предметы были расставлены и разложены в безупречном порядке, но кругом лежала пыль, а под потолком, в углах и над тяжелыми парчовыми занавесями, висела паутина. Стены были обиты поблекшим старым Дамаском, золоченым, вульгарным. Потолок был густо расписан; там, на фоне голубого неба, среди пухлых облаков, резвились нимфы, херувимы и бог знает кто еще. Вообще вся гостиная являла собой «образец» дурного вкуса. Матильда сидела, невозмутимо выпрямившись, и прихлебывала чай; она также проглотила одну за другой три пышки. Джейн к чаю едва притронулась, он показался ей ужасно невкусным. Кроме того, она, как и ее мать, предпочитала кофе. Что же касается пышек, то она никогда их не ела.
Джейн, услышав приближающиеся шаги, уставилась на дверь, которая резко распахнулась. И в то же мгновение взгляд девушки встретился со взглядом графа.
Ее сердце на мгновение остановилось. Она вздрогнула.
Поначалу она заметила лишь блестящие иссиня-черные волосы и широкие плечи. А потом пристально посмотрела в холодные серебристые глаза и не увидела даже малейшего признака доброжелательности. Граф, казалось, заполнил собой всю гостиную, и в его внешности Джейн почудилось что-то мрачное и угрожающее. Он был таким темным. Его кожа отливала бронзой, как тиковое дерево. И от этого его и без того светлые глаза казались еще светлее; они зловеще светились на резко очерченном лице с высокими скулами. И еще граф был таким огромным. Он был выше Тимоти, шире в плечах, и его узкие бедра выглядели очень сильными. Джейн, потрясенная, заметила вдруг, что на графе надета лишь тонкая льняная рубашка, небрежно заправленная в бриджи, что на нем нет ни жилета, ни сюртука, ни галстука и что даже рубашка его не застегнута как следует. Джейн прекрасно видела его крепкую, мускулистую грудь, поросшую темными волосиками. Светлые замшевые бриджи графа туго обтягивали стройные ноги и они были испачканы грязью и зеленью. И ботинки графа тоже были грязными. Можно было не сомневаться, что те следы на полу, которые Джейн видела в холле, были оставлены самим хозяином.
Граф был невежа. Он был варваром. Он был именно таким, каким его представляла людская молва. И он был чрезвычайно смуглым, так что Джейн поняла, почему ему дали такое прозвище – Властелин Тьмы. И он смотрел на нее.
Внезапно осознав, что граф таращится на нее так же бесцеремонно, как и она на него, Джейн покраснела. И, опустив голову, уставилась на собственные колени. Но она все равно ощущала на себе его взгляд – холодный, зловещий… и в то же время странно горячий.
– Я тетушка Джейн по браку, – говорила тем временем Матильда. – Полагаю, вы получили наше письмо?
– Получил.
– Мне очень жаль, если для вас это оказалось неприятной неожиданностью, но после смерти моего обожаемого супруга я не в состоянии держать у себя Джейн, и вы…
– У меня нет времени, чтобы опекать несовершеннолетних девиц.
Он сказал это резко и выразительно, и Джейн от изумления задохнулась. И снова их взгляды встретились. Щеки девушки пылали. А холодные глаза графа вдруг скользнули по ее фигуре – но так быстро, что Джейн решила: ей это просто почудилось. И тут же граф повернулся к Матильде.
– Мне очень жаль, – сказал он. Это был категорический отказ.
Матильда встала, побагровевшая, но ничуть не напуганная.
– Я не в состоянии одна справиться с ней. Я слишком стара для этого. От нее одни неприятности, она порывиста, безрассудна, она постоянно вынашивает злые замыслы! Я возвращаюсь домой. Без Джейн.
– Сколько вы хотите?
Матильда покраснела еще гуще.
