– Попросить Томаса подать нам ужин?
– А ты еще не ужинал? – Джейн была удивлена и осмелилась предположить, что граф ждал ее.
Щеки Ника чуть порозовели.
– Я зачитался, – неубедительно объяснил он. – Просто забыл о еде.
– Я просто умираю от голода, – соврала Джейн. У нее не было ни малейшего аппетита, но она не сомневалась, что в компании графа ей захочется есть.
Граф встал и позвонил, а когда появился Томас, распорядился подать ужин в кабинет. Томас удалился, даже не пытаясь скрыть свою радость. Джейн понемножку прихлебывала шер-ри, глядя в пол и чувствуя напряжение во всем теле.
Граф пил виски. Похоже, оба они не могли найти подходящую тему для разговора.
– А ты… – начала было Джейн.
– А было… – одновременно произнес граф.
Они оба улыбнулись, и каждый ждал, что скажет другой.
– Ну?.. – сказал граф.
– Твое деловое свидание прошло успешно? – спросила Джейн.
– Да. Я вложил деньги в Вест-Индскую компанию.
– О! А чем они торгуют?
– Специями, шелком, коврами, всякой экзотикой, – объяснил граф.
И снова повисло молчание, не менее неловкое. Граф осторожно нарушил его.
– Как прошел спектакль? Джейн вздохнула.
– Зал уже не был полон. Едва на две трети. – Она поставила бокал. – Новизна исчезла, и, боюсь, пьеса скоро сойдет со сцены.
– Мне очень жаль, – сказал он.
Джейн передернула плечами:
– Таков театральный бизнес. Каждый спектакль живет определенное время – мы говорим, «стоит на ногах». Полагаю, мы тогда поедем в Драгмор?
– Да, я на это рассчитывал. Если только у тебя нет каких-то причин остаться в Лондоне.
Джейн представила себе жизнь в Драгморе – вдали от света, вдали от чудовищных сплетен, вдали от Амелии и ей подобных… и ей вдруг страстно захотелось поскорее уехать. Они будут жить там своей семьей – она, граф и дети. Она готова была отправиться в Драгмор прямо завтра.
– Нет, у меня нет таких причин, – сказала она, намеренно скрывая радость. – Я ведь обещала тебе, к тому же в Драгморе так хорошо. И это полезно для детей.
– Да, – согласился граф. – Я тоже так думаю.
Они осторожно посмотрели друг на друга. Потом их взгляды стали смелее. И от горячего блеска глаз Ника у Джейн перехватило дыхание, сердце сжалось в груди. Он мягко сказал:
– В этом платье ты выглядишь потрясающе.
Джейн хотела поблагодарить его, но в это мгновение появился Томас, кативший перед собой столик с ужином. Серебряные блюда под крышками сверкали, искрился хрусталь. Граф подвел Джейн к столу и придвинул для нее стул. Улыбнувшись ее удивлению, он, усадив жену, сел сам. И жестом показал Томасу, что тот может разливать вино и наполнять тарелки.
А сам неотрывно смотрел на Джейн.
Джейн была прекрасна, и в этот вечер сильнее чем когда-либо в ней ощущались и невинность, и чувственность, и это странное сочетание притягивало и завораживало. Графу совсем не хотелось ужинать. Ему хотелось лишь одного: смотреть на Джейн, слушать ее голос, быть с ней рядом.
Ее образ преследовал его весь день.
И он ежеминутно вспоминал об их страстной ночи.
Граф и не думал о том, чтобы куда-нибудь отправиться этим вечером. Это было невозможно, потому что и его мысли, и всю его душу заполнила Джейн. Он надеялся, что из «Критериона» она приедет прямо домой и с трудом сумел скрыть радостное возбуждение, когда так оно и случилось. Может быть, она, как и он сам, хотела побыть вдвоем?
А вдруг она позовет сегодня его к себе в спальню?
Он страстно желал ее, даже сейчас, сидя за столом, и лежавшая на его коленях салфетка не могла прикрыть его возбуждения. Граф рад был бы умереть тысячу раз за то, чтобы еще раз очутиться в ее объятиях. Весь день его терзала мысль о том, что Джейн может вдруг вспомнить об их «соглашении». Насчет отдельных спален. И настолько боялся услышать ее ответ, что и не пытался спрашивать.
Граф знал, что это эгоистично с его стороны, но ему очень хотелось, чтобы пьеса, в которой играла Джейн, сошла со сцены, и поскорее. Ему хотелось забрать свою семью – своих детей и жену – и отправиться в мирное уединение Драгмора, чтобы наслаждаться там жизнью с ними, с ней. Мысль о сельской жизни волновала Ника.
Но все же он пытался отогнать ее, потому что хотел, чтобы Джейн была счастлива, а ее счастьем была сцена.
