– А твоя книга! – шагая за ним, напоминает Тоотс. Как проклятие, ходит он за ним следом, похлопывая себя хлыстом по голенищам. – Пойди возьми свою книгу на могиле бабушки. А то куда ты, дурень, без книги пойдешь? Сегодня – книга, завтра – книга, так даже большая библиотека не выдержит. Иди, неси с бабушкиной могилы свою книгу.
Кийр поворачивает назад. Он, кажется, вообще потерял способность что-либо решать. Куда бы он ни ступил, всюду за ним следует этот палач в шляпе с перышком! А барин из России, напротив, чувствует себя хозяином положения. Он отворачивается и хохочет, как бес, над растерянностью Кийра.
– Чудесная погодка, Аадниэль, не правда ли? Пум-пум-пум-хм-хм-хм!.. – спрашивает он, давясь от смеха.
Один бог знает, как долго продолжалась бы вся эта возня на кладбищенском холме, будь у наших школьных приятелей достаточно времени, чтобы в соответствии с обстоятельствами проявить все свои таланты. Но личность, приближавшаяся к кладбищу со стороны хутора Рая, тем временем подошла уже довольно близко, и появление ее вносит некоторую ясность в запутанную ситуацию. Личность эта оказывается белокурой молодой девушкой. Кийр откашливается и с почтительного расстояния отвешивает ей поклон.
Молодая девушка приближается медленно, смиренно потупив взор. Так шествуют в монастырском саду монахини перед вечерней молитвой. Почтительное приветствие Кийра остается даже незамеченным, и рыжеволосый вынужден раза два нервно кашлянуть, чтобы как-то скрыть сове смущение. Лишь поравнявшись с молодыми людьми и после того как Кийр снова снимает шляпу, девушка поднимает наконец глаза, глядит на кланяющегося Кийра и улыбаясь кивает головой. В этот момент приподнимает свою украшенную пером шляпу и Тоотс, причем круглые глаза его выражают испуг.
Девушка останавливается и пристально, в упор глядит на Тоотса. Хотя у того сейчас такое чувство, словно в глаза ему попал песок, он мужественно выдерживает этот взгляд. Под конец он даже улыбается и поглаживает свои рыжеватые усики.
– Бог ты мой! – восклицает девушка. – Да ведь это же… это же Тоотс… господин Тоотс.
– Да, да, – отвечает он. – Я и есть. И, если не ошибаюсь, вы барышня… барышня Тээле… с хутора Рая.
– Совершенно правильно!
Бывшие соученик и соученица радостно подходят друг к другу и обмениваются рукопожатием. Кийр извивается, вертится вокруг них волчком и сопит за спиной у Тоотса до тех пор, пока девушка наконец не замечает его и здоровается. Но Кийра она приветствует как бы мимоходом, словно мирясь с неизбежным злом, и в то же время не отрывает взгляда от Тоотса.
– Как вы изменились! – удивляется Тээле. – Так повзрослели и возмужали, вас прямо не узнать. Не будь здесь господина Кийра, я, наверное, прошла бы мимо… Нет, это поразительно! А ведь не так уж много времени утекло с тех пор, как мы виделись в последний раз.
– О, все-таки! – с вежливой улыбкой отвечает Тоотс. – Добрых несколько лет миновало. Да и вы изменились, барышня… барышня Тээле. Ей-ей, доведись мне встретить вас где-нибудь в России… я бы вас не узнал, я в это убежден.
– Но как вы очутились здесь, в нашем краю?
– Так просто… взял да и приехал… Может случиться, вообще останусь на родине, буду хозяином в Заболотье.
– Но это же чудесно! – откликается Тээле. – Родине так нужны образованные люди, образованные земледельцы. Обязательно оставайтесь у нас, господин Тоотс.
– Но у него в ногах исиас, – попискивает из-за спины Тоотса Кийр. – Ему сначала вылечиться надо.
Фраза эта крапивой обжигает душу Тоотса, угрожая расстроить так прекрасно завязавшуюся беседу. Именно теперь барину из России становится вдруг ясно, что некоторые люди созданы лишь для того, чтобы служить обузой и помехой своим ближним. Примерно ту же истину незадолго до этого открыл для себя и Кийр и сейчас с особой остротой ощущает ее непреложность.
– Что вы сказали, господин Кийр? – спрашивает Тээле.
– Хи-хи! – кисло улыбается в ответ Кийр. – Исиас, исиас!
– Что это значит? – снова спрашивает Тээле и почему-то краснеет. В то же время по ее миловидному лицу пробегает тень недовольства.
– Нет, я и правда не понимаю, что господин Кийр хочет этим сказать, – произносит Тоотс, покашливая и косясь на своего приятеля. И прежде чем тому удается что-то разъяснить, Тоотс вновь подхватывает прерванную нить разговора.
– Разумеется, вы правы, барышня Тээле, – говорит он. – Родине нужны образованные земледельцы, в этом не может быть сомнения, но… Видите ли, земли маловато. Заболотье чересчур крошечное, чтобы… Вот если бы прикупить еще земли, можно бы использовать и новейшую сельскохозяйственную систему, ну а так… Кто его знает…
– Ах, бросьте, – возражает Тээле. – Не такой уж и маленький хуторок – ваше Заболотье.
– Да, но он весь в догах, – снова вмешивается Кийр, сочувственно покачивая головой.
За эти слова Тоотс готов был бы до тех пор дуть на светильник жизни Кийра, пока тот совсем не погас бы. И он сделал бы это спокойнейшим образом, без всякой душевной борьбы, почти так же просто, как он выпивает свой утренний кофе. Но присутствие Тээле удерживает его от резких мер против обидчика. Переступая с ноги на ногу, он как бы нечаянно наступает Кийру на мозоль, невнятно бормочет «pardon» и закуривает папиросу.
– Долги ничего не значат, – замечает после долгого молчания Тээле. – С долгами можно постепенно расплатиться: если хутор привести в порядок, он станет и больше дохода приносить. Не правда ли, господин Тоотс?
– Разумеется, – отвечает Тоотс. – А когда говорят о земледелии, то людям, которые в своей жизни ничего кроме ножниц и утюга не видели, лучше бы помалкивать.
Лицо Кийра заливается краской, и он с таким рвением начинает вертеть блестящую рукоятку своей