несвойственного ей образа и ответила заразительной широкой улыбкой.
– Однако… – неуверенно начала Друсилла.
Лиз немедленно догадалась, что это было осторожное начало предостережения, какого следовало ожидать от девушки, воспитанной в повиновении строгому кодексу правил. Она улыбнулась немного скептически.
– Есть одно ограничение, которое вам, возможно, следует соблюдать. – Дру нервно теребила юбку, как будто это могло ей помочь набраться мужества. – Не ездите верхом по-мужски, иначе вы поистине шокируете округу.
– Я не сделала бы этого никогда, если бы ваш дядя не привел меня в бешенство. – Лиз послала Дру покаянную улыбку и указала на огнистую гриву, распустившуюся во время ее неистовой скачки. – Я родилась с характером, легко вспыхивающим и разгорающимся так же ярко, как мои волосы. Хотя я больше предпочитаю ездить верхом по-мужски и на своем ранчо в Вайоминге держу несколько кожаных юбок с разрезом спереди, что облегчает женщине скачку в этой более удобной позе, – я не стала бы нарушать правила здесь. – Озорная ухмылка вытеснила покаянную улыбку. – По крайней мере не в первый день.
– Мы будем помнить о вашем вспыльчивом характере и попытаемся оставаться в списке ваших друзей. Правда, Силли? – Тимоти подавил свою собственную ухмылку, округляя глаза в притворном страхе. – Кто знает, может, вы такой же хороший стрелок, как и наездница. – Он кивнул в сторону вороного: – Я знаю мало мужчин и ни одной женщины, которая могла бы справиться с Миднайтом, как вы.
– Я хороший стрелок, – подтвердила Лиз, пожимая плечами, чтобы не показаться хвастливо- самоуверенной. – Мне приходится жить на ранчо, где с угонщиками скота и другими негодяями по-другому не справиться.
Это замечание мгновенно вызвало неподдельный интерес. Но не в Тимоти, как могла бы предположить Лиз, а в робкой девушке рядом с ним.
– Вы сражались с угонщиками скота? – спросила Дру с благоговением в голосе.
– Ты опять читаешь эти дешевые комиксы? – строго спросил Тимоти, поджимая губы с притворным отвращением. – Если твоя приемная мамочка найдет их, ты будешь наказана и останешься в Эшли Холл до конца сезона.
Дру коротко сверкнула глазами на прервавшего ее и снова с надеждой повернулась к Лиз.
Понимая, что сама невольно напросилась на это, и не без тайного удовольствия желая удовлетворить любопытство девушки, Лиз начала рассказывать:
– Я лично столкнулась с угонщиками лишь однажды. Обычно ответственность за охрану стад Дабл Эйч лежит на управляющем и объездчиках. Но в тот раз я выехала с ними на южные пастбища проверить…
Ее повествование вскоре захватило слушателей картинами ее любимых широких просторов, где свободно гулявшие стада были соблазном для некоторых нечестных людей. Дру с таким наслаждением слушала волнующий рассказ, что, когда история подошла к концу, была даже слегка разочарована, что негодяев не застрелили на месте, а окружили, пригнали к шерифу и затем судили.
– Так что, вы видите, – заключила Лиз, – что, хотя я посещала школу мисс Браун для юных леди, прилежно занимаясь французским и немецким, изучая, какую посуду использовать для всевозможных официальных приемов и как организовать подобные мероприятия, я предпочла бы оставаться на моем ранчо в Вайоминге. Там выбираю я, когда ехать и ехать ли вообще в город. – Она усмехнулась: – И я скачу в мужском седле, и никто не скажет мне «нельзя». На ранчо Дабл Эйч я свободна, не подчиняюсь ни одному мужчине – будь то объездчик или герцог.
– У вас никогда не было приемной мамы? – Дру с интересом склонила набок голову в темных локонах. Теперь, когда волнующий рассказ закончился, ее куда больше интересовало отсутствие Юфимии, чем философия женской независимости ее новой тетки.
Этот неожиданный вопрос застал Лиз врасплох, оживляя воспоминания об отце, убитом горем, и слишком хорошо помнившихся детской растерянности и глубокого горя. Голос ее дрогнул:
– Мой отец был потрясен смертью моей матери, когда мне едва исполнилось двенадцать. Он и сейчас безутешен, я думаю. – Она пожала плечами, но тень, набежавшая на синие глаза, отрицала кажущуюся небрежность жеста. – Его, конечно, старались женить, как и следовало ожидать, имея в виду и его богатство. Но мой отец избегает общества женщин и по секрету сказал мне, что у него нет желания жениться вновь.
Отгоняя печальные воспоминания о доме, Лиз решительно вернула разговор к прежней теме, к своим собеседникам.
– Хватит обо мне. А что о вас, Дру?
– Я не помню свою маму. – Дру вглядывалась в травинку, которую выдернула. – Она умерла, когда я только начала ходить, и мой отец женился через год на леди Юфимии.
Как будто сознавая, что это бесстрастное утверждение звучало как критика, Дру подняла глаза и прямо посмотрела в еще затуманенные печалью синие глаза:
– Моя история ничего общего не имеет с известными детскими сказками. Ни одна родная мать не могла бы любить меня больше, чем моя приемная мама с самого первого дня. Мои проблемы никак не свидетельствуют о недостатке любви, нет сомнения в том, что она любит меня… возможно, слишком сильно.
Увидев, как Лиз слегка нахмурилась, и тут же поняв, какой интерес, должно быть, возбудило ее странное заявление, Дру пояснила:
– Так же как ваш отец вмешался в ваш выбор, приемная мама пытается заставить меня сделать выбор, по ее убеждению лучший для меня.
Лиз удивилась, но не испытала потрясения. Хотя она поделилась своей историей, думая, что она аналогична борьбе Тимоти за независимость, теперь, кажется, Дру оказалась в подобной ситуации. Почему все родители и опекуны так уверены, что они знают лучше, что нужно молодежи, и имеют право изменять их жизнь по своему желанию?
– Силли не позволено участвовать ни в одном светском мероприятии и даже приезжать в Сити, пока она не искупит раскаянием свой отказ принять предложение стареющего маркиза Поксуэлла в прошлом
