обдуваемой ветром накидки. Голова была наклонена вперед. Я крикнул Энди, тяжело ступавшему где-то у задних колес повозки, держа лопату наготове:
— Беги сообщи мистеру Мейкерсу, сообщи всем, что мы пришли. Это тот самый Проход, который ведет к долине Наукатча.
Энди перехватил лопату поудобнее и изо всех сил помчался, разбрызгивая фонтаны грязи. Карта была у Эли, но и без нее все знали, что именно мы ищем. Однако дождь, грязь и невероятные усилия, которые требовались для продвижения вперед, настолько отвлекли наше внимание, что, думаю, мы вполне могли бы пройти мимо, не подними я глаз и не оглядись вокруг. Эли обеими руками держал ось повозки, подставив под нее свое могучее плечо. Он не перехватил рук, только поднял глаза и кивнул головой. Теперь курс наш был подправлен, мы шли к земле обетованной. И новый прилив энергии охватил нашу истощенную и изможденную компанию. Энди подождал, пока я поравняюсь с ним.
— Подойди к миссис Мейкерс, скажи ей, что мне нужно с ней поговорить, — попросил я.
Линда шла в середине цепочки, рядом с Вил Ломакс. Обе остановились, чтобы дождаться меня.
— Забирайся в повозку, — предложил я Линде. — Если лошади не справятся на том последнем подъеме, я сам подтолкну кибитку.
Линда смахнула капли дождя с лица, внимательно посмотрела на меня и, не произнося ни слова, залезла под брезентовое покрытие повозки. Миссис Ломакс в замешательстве остановилась.
— И вы, конечно, тоже, миссис Ломакс.
— О, благодарю вас, мистер Оленшоу. Как вы добры.
Итак, именно в моей повозке со свертком вещей и с милыми сердцу растениями Линда вступила в долину, которой суждено было стать нашим домом. Сразу же за Проходом, следовал резкий спуск в долину Наукатчу. Это было протяженное пространство, имеющее форму блюда, вытянутое с запада на восток на расстояние, в два раза превышающее пространство с севера на юг. Цепь северных гор, разделенная Проходом, была гораздо круче, чем возвышенности, ограничивающие долину с других сторон. В это время года мы не увидели там покрытых цветами лугов. Коричневые потоки бежали по выгоревшей, прибитой дождями траве, но медленно и осторожно спускаясь по тропе между Проходом и рекой, я представлял себе, как прекрасна была эта местность в тот летний день, когда Натаниэль впервые увидел ее и описал в своих заметках, чтобы потом приобрести в свою собственность. Наконец Эли остановил повозку, снял шляпу, стряхнул капли дождя с волос и огляделся. Затем он приблизился ко мне. Я тоже остановился, и по блеску его глаз понял, о чем он думает: я читал его мысли о щедрости земли, которые проносились в его голове, не находя выражения в словах. Эли впервые изменило его красноречие. Он просто сказал.
— Ну, вот мы и пришли.
И я только повторил:
— Вот и пришли.
Мы все-таки проделали этот путь, нашли дорогу, мы, странники, хоть и глупцы, не ошиблись, не заблудились. И теперь пусть эта девственная природа возрадуется за нас, ибо мы пришли, чтоб зацвела пустыня.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПОТРЕБЛЕНИЕ
Но пустыня наша что-то не желала возрадоваться. Десять дней беспрерывных дождей, почти начисто смыли радость прибытия. Но ливни сослужили нам и добрую службу, показав, насколько высоко поднимается вода в Наукатче, и где именно можно строить жилища, чтобы не пострадать от наводнения.
Это натолкнуло нас на мысль об общем жилье. Эли, конечно же, был против. Как всегда он стремился к собственным владениям и направился в лес рубить разбухшие от дождей деревья, чтобы без промедления приступить к строительству собственного дома. Конечно, он был бы рад, если бы все последовали его примеру. Но при такой погоде в первую очередь понадобилось укрытие, и только этот аргумент смог его убедить. Для строительства общего жилья нужно было сделать только один фундамент и установить основные опоры в четырех углах. Это экономило время и было намного разумнее того, что предлагал Эли. Он в конце концов согласился и добросовестно работал над сооружением деревянного укрытия, которое мы наскоро спланировали. Внутри была лишь перегородка, разделяющая помещение на две части — для мужчин и для женщин. Все работали усердно, за исключением Исаака Картера и Мэтью Томаса, чьи руки мгновенно покрывались волдырями, стоило им прикоснуться к строительному инструменту. Даже женщины подносили подготовленные планки и доски, подавали гвозди и молотки, и вскоре мы получили более-менее надежное укрытие от непогоды. Непросушенный лес корежился и перекашивался по мере того, как дерево подсыхало. И это был еще один веский довод против идеи Эли. Мы вынуждены были примириться с общим жильем, пока не просушим лес для строительства постоянных жилищ. Тогда, не спеша, можно будет заняться сооружением домов. Эли все равно предпринимал всяческие попытки начать строительство собственного дома, который в действительности стал первым жилищем в селении.
Разделение земли прошло без особых разногласий. Угодий гораздо больше, чем мы могли обработать. Можно было выбрать участок возле реки, у леса, к западу, к югу — где душе угодно. Что касается меня, я ждал, пока не сделает свой выбор Эли. И тогда мне в голову начали приходить разные мысли. С одной стороны, мне хотелось оказаться поближе к Линде, но в то же время не настолько близко, чтобы каждое мгновение ее жизни с Эли проходило перед глазами, подобно острию ножа, копошащемуся в ране. Так что, когда Эли выбрал место для своего хозяйства, я разбил участок на противоположном берегу реки. Никто не мог вклиниться между нами, и первое, о чем я позаботился, — это о строительстве надежного моста через реку.
Эли полностью очистил от деревьев все пространство между своим домом и рекой. Я оставил растительность на своей стороне. Деревья могли служить своего рода барьером, кроме того, Линде, наверняка, будет приятно прогуливаться в этой маленькой рощице. Как только прекратились дожди, молодые люди собрали инструменты и орудия труда, выброшенные нами по дороге для облегчения повозок, и Эли принялся распахивать землю. Едва начав работать, он решил, что ему слишком далеко возвращаться каждую ночь в наш общий дом. Если одно строение возвели так скоро, то столь же быстро можно соорудить и другое, — решил он. Я помогал ему ради Линды. Энди и Майк, в свою очередь, помогали мне. Лишь Свистуны, которые энергично трудились во время общего строительства, — теперь по неизвестным причинам вели себя совершенно иначе.
Это было не слишком роскошное одноэтажное строение из двух комнат, с пристройкой для коров и с задним двором для лошадей. Я намеренно сделал окно большой комнаты шире чем обычно, принеся с собой стекло, которое Натаниэль предназначал для своего дома.
И с этой же целью пристроил у подоконника просторную лавку, на которой Линда могла бы сидеть и любоваться через окно моими деревьями и рекой. На крыльце я сделал решетчатое ограждение, где она могла бы посадить свои вьющиеся розы. Насколько позволяло сырое дерево, нетерпение Эли и мои собственные физические возможности, я вкладывал в это строительство как можно больше своей любви.
Постройка была завершена ярким солнечным днем, и Линда с Кезией пришли посмотреть на результат наших трудов. Эли разжег огонь в очаге, чтобы проверить тягу в трубе. Дым зеленых веток сразу же залил комнату голубоватым туманом. В это время я был занят подравниванием нижнего косяка двери, так как уже через два дня она перекосилась и опустилась.
Кезия, приподняв юбки, брезгливо переступила через кучу стружки. Линда шла следом с тяжеловатой неуклюжестью, которая мне казалась трогательной и милой. Она вступила в дом за Кезией, оглядела голые стены комнаты и сразу же обратила внимание на лавку у окна.
— О, как прекрасно, — сказала она, опускаясь на сиденье. — Здесь я поставлю высокий горшок с цветком или что-то другое посредине. А по другую сторону положу подушечку. Я так рада, что ты позаботился об этом.
— Это ты мистера Филиппа должна благодарить, — отозвался Эли со своей обычной тягой к правдолюбию. — Я-то занимался очагом и, кажется, не очень-то хорошо справился, — добавил он, когда мы все заморгали и закашлялись от едкого дыма.
Тем временем Кезия открыла дверь в соседнюю комнату, являвшуюся небольшим дополнением к основному помещению, где мы все находились, но где, в отличие от последнего, не было ни очага, ни лавки
