Джоанна Лэнгтон
Итальянский темперамент
Пролог
Беда никогда не приходит одна.
Марша еще раз убедилась в истинности этого утверждения, когда, раздавленная и униженная, она без сил опустилась в кожаное кресло возле кабинета гинеколога. Наверное, то же самое чувствует подсудимый, после того как ему прочли смертный приговор, мелькнуло у нее в голове.
Ее приговор был написан на бланке, который она судорожно теребила в руке, то комкая, то вновь разворачивая и в десятый раз принимаясь перечитывать. Это был результат сданных несколько дней назад анализов. И он не оставлял ей ни малейшего шанса, никакой надежды. Листок равнодушно утверждал, что у мисс Марши Лайонс, двадцати двух лет, налицо все признаки двухмесячной беременности.
В последний раз взглянув на бланк, она с омерзением кинула его в корзину для бумаг, стоявшую в углу комнаты, поднялась с кресла и механически, словно автомат, зашагала по коридору.
Марша не помнила, как покинула здание больницы, как добралась до дому. Захлопнув за собой входную дверь, она, не раздеваясь, рухнула на кровать и долго лежала неподвижно. Сколько времени она так провела. Марша не помнила.
Постепенно к молодой женщине стало возвращаться понимание происходящего. Она рывком села, сжала руками гудящие от напряжения виски и попыталась разобраться в сумбуре, царившем в ее мыслях.
…Три месяца тому назад Марша, тогда выпускница колледжа, пришла устраиваться на вакантное место менеджера в компании «Моничелли энтерпрайзис». Она знала, что ей предстоит пройти собеседование с самим председателем совета директоров и владельцем фирмы — Винченцо Моничелли. Она умирала от страха, но виду не показывала — ведь от того, как ее здесь воспримут, зависела вся ее дальнейшая карьера. По крайней мере, так казалось Марше тогда. И, входя в его кабинет, она чувствовала, как подрагивают от волнения ее колени.
Тот, кого она там увидела, с первого взгляда поразил и даже напугал ее. Марша ожидала встретить почтенного пожилого человека, а за столом сидел мужчина тридцати с небольшим лет. И что самое ужасное — он был ослепительно красив…
…Густые иссиня-черные волосы, смуглое, властное лицо римского императора, сильное и стройное тело — этого человека Марша запомнит на всю жизнь. Увидев его в первый раз, она обомлела. Но еще больше ей пришлось смутиться, когда этот красавец, недобро улыбаясь, подверг ее жесточайшему допросу с пристрастием. Она даже вообразила, что он просто хочет доказать ей, что она глупая, самонадеянная девчонка и совершенно не годится для такой солидной должности.
Однако, вопреки всем опасениям, Маршу все-таки приняли на работу. Буквально с первых же дней в «Моничелли энтерпрайзис» она стала понимать, что с ней творится что-то странное. Каждый мимолетный взгляд ее шефа, — а Марше пришлось работать непосредственно с ним, — каждое его обращение к ней вгоняли ее в краску и волновали до слез. Сначала она думала, что причина этого — естественное смущение новичка, ведь как-никак это была ее первая в жизни работа. К тому же Винченцо совсем не отличался снисходительностью и держал ее, что называется, в ежовых рукавицах, строго отчитывая за малейший промах. Но уже две недели спустя Марша догадалась, что дело совсем не в понятной стеснительности неопытного работника. Она просто-напросто влюбилась в своего шефа. Эта догадка осенила ее, когда она как-то ночью ворочалась без сна в своей постели, неотрывно думая о Винченцо.
К этому времени она уже успела кое-что узнать о нем. Винченцо Моничелли был строгим начальником, но совсем не фанатиком работы и не требовал невозможного ни от своих подчиненных, ни тем более от самого себя. Он любил и умел отдыхать и очень интересовался женщинами. Марша неоднократно замечала, как в его апартаменты, располагавшиеся в том же здании, что и фирма, проходит то одна, то другая красотка-постоянством Винченцо явно не отличался.
С той бессонной ночи начались ее мучения.
Каждое случайное соприкосновение их рук заставляло сердце Марши гулко колотиться где-то в самом горле, а щеки — заливаться яркой краской. Она бешено ревновала Винченцо ко всем его случайным подружкам. Когда он вызывал ее в свой кабинет, она шла туда на подгибающихся от волнения ногах, с замирающим сердцем, словно надеялась на что-то. А он, казалось, ничего не замечал и становился с ней все строже и требовательней. Марша пугалась и тосковала, становясь все более влюбленной и зависимой от него.
Это неизбежно должно было чем-то кончиться. И развязка не заставила себя ждать. Все произошло вскоре после Нового года. Тогда они заключили одну очень важную для компании сделку, и Марша допоздна возилась с бумагами. Когда она наконец подняла от них голову, на часах было уже десять вечера. Неожиданно в ее комнату зашел Винченцо и попросил ее отпраздновать с ним заключение удачного контракта, выпив по бокалу шампанского. Марша вздрогнула от радостного предчувствия, точно знала, что за этим последует…
…Опустив свой бокал на стол, он с минуту неподвижно стоял, пристально глядя ей в лицо. Потом внезапно шагнул прямо на Маршу, так что она невольно отпрянула. Пробормотав: «Я больше не могу», он схватил ее в свои объятия. Марша почувствовала, как взлетает на воздух. Его жаркие, требовательные губы прижались к ее трепещущему от волнения рту… Все перед ее глазами вдруг завертелось безумной каруселью, бокал выпал из ослабевшей руки и со звоном покатился по полу… Винченцо подхватил Маршу на руки и легко понес к себе в спальню…
До сих пор воспоминания о той бурной ночи — настоящей ночи любви — отдавались в теле Марши болезненной дрожью желания. Конечно, до встречи с Винченцо у нее уже был кое-какой сексуальный опыт, но такого она даже представить себе не могла… Его пылкие, жадные поцелуи. Руки, рвущие ее платье и белье, под прикосновениями которых ее тело словно пробуждалось от спячки, загораясь огнем. Ощущение исходящей от него первобытной силы, которой невозможно было противиться… Все это превратило Маршу, обычно такую сдержанную и стыдливую, в воплощение чувственности. Дрожа от нетерпеливого ожидания, она отвечала на его поцелуи, льнула к нему, робко лаская по-звериному сухощавое сильное тело Винченцо. И когда он, опрокинув ее на свою широкую кровать, придавил всей своей тяжестью к матрасу и овладел ею, у нее вырвался долгий и исступленный крик, крик наслаждения. Страсть всю ночь протекала горячими струями лавы сквозь ее маленькое, хрупкое тело, плавя кости и жилы, заставляя вскипать кровь. Винченцо был искусным и неутомимым любовником. Этой ночью Марша впервые в жизни познала блаженство, сладкую истому любовной усталости, вершины экстаза… Она была счастлива.
— Моим принципом всегда было: дело есть дело, а удовольствия — удовольствия, и нечего смешивать одно с другим, — сказал ей тогда Винченцо. — Но ты спутала все мои планы…
Потом он стал говорить о делах. Но утомленная Марша вскоре уснула, не дождавшись конца разговора.
Когда она проснулась, было уже позднее утро — время, когда ей давно пора было присутствовать на своем рабочем месте. Винченцо куда-то ушел, не разбудив ее и не предупредив, куда и надолго ли уходит. Улыбаясь от счастья, Марша сладко потянулась и принялась неторопливо одеваться. Все еще продолжая улыбаться, она, вышла из спальни и первым, на кого упал в это; утро ее взор, стал тот человек, которого она меньше всего хотела бы видеть. Это был младший брат Винченцо, Лука Моничелли.
Марша не любила Луку. Даже мало сказать, что не любила, — она им брезговала. С самого начала ее работы в «Моничелли энтерпрайзис» этот смазливый молодчик стал ей противен. Он нагло лип ко всем работавшим в фирме женщинам, грубо хамил подчиненным и вел себя с развязностью барского сынка. Уже на второй день он сделал Марше самое недвусмысленное предложение. Она отказала. Лука не отставал, а когда она пригрозила ему, что пожалуется Винченцо, он затаил на нее злобу и с тех пор демонстративно избегал ее. Но Марша знала — при первом же удобном случае этот подонок расправится с ней.
…Лука злорадно ухмылялся, глядя ей в лицо с нескрываемым торжеством.
— Ага, попалась, куколка… Что же, значит, моему братцу все можно, а мне-нет? Так ведь, крошка?
— Дайте мне пройти, мистер Моничелли! — ледяным тоном потребовала Марша, начиная нервничать.
— Не очень-то задирай нос, куколка! И не воображай, что теперь ты станешь здесь первой леди! До тебя так бывало со многими. И всех их вышибли отсюда вон сразу после того, как Винченцо удавалось
