колючими, выражая непреклонность и создавая у Оливии впечатление, что несмотря ни на что, он все равно скажет то, что хотел.
Видя, что от него не так легко избавиться, она сказала:
– Можете присоединиться к нам, если хотите. Эмили, которая оставалась в кабинете, тихо ахнула.
По правде говоря, Оливия и сама была немало ошеломлена своим предложением. И все-таки лучше, если он скажет ей то, что собирается сказать наедине.
Молчание длилось, казалось, бесконечно. Взгляд Уорвика перемещался от нее к мальчику и затем опять к ней.
– Хорошо, – наконец ответил он.
Майлз собирался только проводить Беатрис. У него и в мыслях не было встречаться с Оливией. Особенно после прошедшей ночи, когда он выставил себя полнейшим идиотом. Вначале тем, что здорово перебрал, а потом еще и расплакался о своем горе.
И вдобавок этот поцелуй.
Майлз никак не мог отделаться от мысли, что ему это понравилось.
Даже очень.
Фактически, он полночи проходил по дому, думая об этом.
Карета подпрыгнула на кочке, возвращая смятенные мысли Майлза к настоящему моменту времени. Он сидел напротив Оливии, которая закуталась в накидку с лисьим воротником. Рядом с ней сидел мальчик, розовощекий от холода, его ноги были накрыты одеялом. Широко распахнутые зеленые глаза мальчугана глядели прямо на него. Маленькие, но пухленькие пальчики малыш послушно сцепил на коленях.
– Итак? – послышался голос Оливии, снова привлекая к себе внимание Майлза. В полумраке кареты ее лицо, частично скрытое капюшоном, казалось, приобрело оттенок бархатистого крема, а большие глаза были очерчены густой каймой черных, длинных ресниц.
– Что вы хотели сказать, мистер Уорвик?
Он на мгновенье задумался, потом полез в карман, доставая ее очки. Постучав ими по колену, он снова взглянул на мальчика, затем протянул их Оливии.
– И это все? – Она не улыбнулась. – Вы могли бы переслать очки с Беатрис или оставить у Джона.
Он пожал плечами и положил ногу на ногу, коснувшись при этом ее колен.
– Если вам есть что сказать, сэр, тогда говорите. Можете не беспокоиться о Брайане, если, конечно, не собираетесь рассуждать о его происхождении. Это тема, обсуждать которую я не намерена.
Майлз наблюдал, как пальцы женщины, затянутые в перчатку, играют с дужками очков. Оливия не спешила надеть их.
– Возможно, я просто в настроении немного поболтать, – сказал он.
– Сомневаюсь. Вы не производите на меня впечатления человека, находящего удовольствие в пустой болтовне.
– Вы очень прямолинейны, юная леди.
– Я уже далеко не юная леди, сэр, и не часто развлекаюсь тем, что кокетничаю. Я уже стара для игр и превыше всего ценю откровенность.
– Откровенность часто беспощадна и может ранить больнее, чем ложь. Я убедился на собственном опыте, что люди предпочитают ложь, мисс Девоншир.
– Включая вас, мистер Уорвик? Он слегка улыбнулся.
– Боюсь, я тоже страдаю прямолинейностью, мисс Девоншир. В этом отношении мое имя не пользуется большой популярностью.
Карета покачнулась. Дитс, кучер, щелкнул кнутом и подбодрил лошадей резким свистом.
Они сидели в неестественном молчании, а Брайан играл со своими пальцами, продолжая неотрывно смотреть на Майлза, который отвечал на любопытные взгляды мальчика тем, что высоко поднимал брови. Несомненно, ребенок унаследовал множество характерных черт Девонширов. Майлз поймал себя на том, что переводит взгляд с мальчика на мать, сравнивая их глаза, нос, губы. Очень похожи. Однако, волосы, должно быть, отцовские. Никто из Девонширов не мог похвастаться такой густой копной курчавых темно- каштановых волос.
Нахмурившись, Майлз заставил себя посмотреть в окно и попытался отогнать образ Оливии Девоншир, пляшущей обнаженной с целым табором цыган.
Скала Маргрейв Блафф, огромный серый массив голого камня, выдающийся над извилистой рекой Уз, была самой высокой точкой Колстердальской пустоши. Глубокие каналы врезались в склоны утеса, они были образованы сотни лет назад, когда первые рудокопы запруживали ручьи, в надежде обнаружить свинцовые жилы. Это был, конечно, старинный способ, изобретенный до появления первых шахт и штолен – еще до того, как рудокопы оставили всякую надежду найти залежи руды в окрестностях и переместились в Ганнерсайд Джилл.
Однако время и атмосферные явления не до конца уничтожили следы тех дней, потому что окружающие взгорья и долины были усеяны обломками камней и завалами отходов. Местные старожилы клялись, что в холодные зимние ночи можно слышать, как здесь поют духи погибших рудокопов.
В ясный день с вершины утеса видна вся дорога на Миддлхэм, проложенная через пустынные равнины коричневого, зеленого и желтого цвета. Сейчас ветер немного разогнал туман, открывая взору остроконечные двускатные крыши того, что когда-то было Калдбергским работным домом, и поверх него, крыши и каминные трубы особняка Брайтуайт.
Спрятав руки в карманы и отвернувшись от ветра, Майлз оглядывал эту панораму недоумевая, какого дьявола он вообще здесь делает, тем более с Оливией и ее сыном. Земля хрустела от мороза, а резкий
