– Доброе утро, – прошептал он ей на ухо.
– Кто это? – спросила она наигранно строгим голосом.
– Твой муж, конечно.
– О, и всего-то? А я подумала, может, это конюх из соседнего имения. Мы встречаемся здесь каждое утро в десять.
Он засмеялся и отвел ее распущенные волосы в сторону, обнажая изгиб шеи.
– Я никогда не замечал, что ты душишься фиалковой водой за ушами.
Вы многого во мне не замечали, сэр. Он повернул ее к себе лицом. Его взгляд охватывал её черты, а затуманенный мозг медленно отмечал поразительные перемены в женщине, стоящей перед ним. Щеки Оливии цвели румянцем, глаза сияли, как изумруды. Распущенные волнистые волосы отражали утреннее солнце, как отполированная медь, и ему ужасно хотелось запустить в них руки. Но она улыбнулась немного неуверенно и отстранилась.
– Как ты? – поинтересовалась она, пожалуй, чересчур формально, наклонившись, чтобы поднять перчатки.
– Голова гудит, и все как в тумане.
– Не сомневаюсь. – Она оглянулась на Брайана, который продолжал складывать камешки.
– Что за чертовщина была тут вчера? Все смотрят на меня, будто я двухголовый теленок.
– Я бы сказала, это прекрасно определяет твое поведение. Так ты ничего не помнишь? – Оливия направилась к дому.
– Кое-что помню, – ответил он, нагоняя ее.
– Что именно?
Внезапно остановившись, Майлз взял ее за руку и развернул к себе лицом. Глаза ее расширились, а розовые губы приоткрылись за миг до того, как он поцеловал ее, вначале нежно, потом страстно, лишая ее дыхания и вызвав трепетный восторг, когда их языки соприкоснулись.
– Я помню все главное, – мягко прошептал он у ее рта.
– Что именно вы помните, сэр? – так же тихо отозвалась она.
– Не много. Но я думаю, все это постепенно ко мне вернется. Однако, я совсем не прочь набраться новых впечатлений.
Оливия высвободилась и печально улыбнулась в ответ.
– Твоя мать...
– Я договорюсь в Миддлхэме.
– Я уже обо всем позаботилась, – прервала она его. – Я говорила с графом Уорвиком. Он дал разрешение похоронить Эдисон в фамильном склепе. Рядом с твоим отцом. – Взяв его за руку, она добавила. – Священник будет здесь в два часа.
Элисон Кембалл обрела вечный покой рядом с Джозефом Уорвиком в его фамильном склепе. Граф Уорвик и его жена присутствовали на церемонии похорон, хотя держались на расстоянии друг от друга. Они приехали исключительно ради Майлза, а не для того, чтобы отдать дань уважения женщине, которая когда-то чуть не разрушила семью Уорвиков. Оливия стояла рядом с Майлзом, и ее присутствие придавало ему сил. Брайан стоял по другую сторону, держа Майлза за руку.
Когда похороны закончились и они покидали кладбище, Майлз поглядел на брата, который стоял в отдалении. Их взгляды ненадолго встретились, затем граф повернулся, и они уехали.
Майлз смотрел им вслед.
– Никогда бы не подумал, что он приедет, – сказал он Оливии. – Он оказал мне огромную услугу. Не могу представить, чем он, должно быть, пожертвовал.
– Разве не странно, как смерть может сблизить друзей?
– Ты имеешь в виду меня и брата, или нас с тобой?
– И то и другое. – Она улыбнулась ему и пошла вперед по тропинке.
Майлз проснулся с колотящимся сердцем, весь мокрый. За исключением бледной полоски лунного света, пробивающейся в окно, в комнате было темно. Какое-то движение у окна привлекло его внимание.
Оливия появилась в полосе лунного света.
– Майлз, – прошептала она. – Ты не спишь? Майлз заморгал и снова вгляделся. Оливия стояла у кровати, ее волосы струились по обнаженным плечам. Грудь мерцала словно алебастр в тусклом сумеречном свете.
Она забралась на кровать, вытянув свое стройное тело рядом с ним и пробежала рукой по его обнаженной груди вниз, под одеяло. Ахнув, он цепко поймал ее запястье.
– Тише, – прошептала она и прикоснулась коленом к бедру мужчины.
– Ты хоть представляешь, сколько я ждала этого? выдохнула она ему в ухо, и игриво прикусила мочку зубами.
Он молчал. Но его тело говорило за него. Плоть его запылала огнем. Прежнее оцепенение сменилось изысканнейшими ощущениями. Он потянулся к ней, но Оливия покачала головой и, сев на него, стала ритмично раскачиваться. Майлз вскоре застонал от удовольствия и потянул ее к себе, заставив Оливию рассмеяться хрипловатым смехом, от которого стрела дикого желания пронзила все его тело.