– Это новая штольня. Были приняты все возможные меры безопасности.
– Эти чертовы шахты прокляты!
Ругнувшись, Майлз резко развернулся и зашагал к главному входу, на ходу закатывая рукава и перешагивая через груды мусора.
– Майлз! – закричала Оливия. Она подбежала сзади и схватила его за руку. – Ты же не пойдешь туда?
– Кто-то должен пойти.
– Ты не можешь сделать это один. – Там могут быть живые люди.
– Тогда я пойду с тобой.
Он остановился и оглянулся. Лицо ее было испачкано грязью, платье в пятнах крови.
– Черта с два.
Джейк Делани вышел из лавки, сжимая кирку в одной большущей руке.
– Я пойду с вами, сэр, – заявил он, потом окинул взглядом напряженные, подозрительные лица шахтеров и направился к воротам.
– Там наши отцы, братья и друзья, – крикнул он. Какой-то здоровяк с перебинтованным лбом поднялся с земли.
– А ты по-другому запел, Джейк Делани. Не так давно ты орал громче всех, что надо закрыть эти проклятые крысоловки.
Делани встал рядом с Майлзом и Оливией.
– Да, не прошло и суток, как все вы хлопали друг друга по спине и провозглашали тосты за Уорвика, сокрушаясь, что доставили ему столько неприятностей и превозносили до небес его деловое чутье. – Немного понизив голос, он добавил:
– Признаю, что был одним из самых громких протестующих, но как ни крути, а факт есть факт – мы смотрим на этот новый пласт, как на гарантию нашего будущего и будущего наших детей. Подумайте, что это может дать Ганнерсайду.
Дженет Хупер поднялась, переводя взгляд с одного мужчины на другого и на жен, столпившихся возле своих раненых мужей.
– Мои муж и сын погибли в этих шахтах. Они знали о риске. И вы все знаете.
Мужчины заворчали.
– Билл Фостер! – крикнула Дженет, указывая на мужчину, который только что поднялся. – Твой кузен умер, работая на лондонскую свинцовую компанию. Райли Девис, твои брат и тесть погибли на болтсбергском руднике в Рукхоупе, когда обрушились перекрытия.
– Ну и что это доказывает? – огрызнулся Девис.
– То, что все шахты опасны. – Дженет повернулась к Майлзу и Оливии. – Я иду с вами.
Какая-то женщина встала рядом со своим мужем.
– Если бы это мой Квинтон был там, я бы сходила с ума, гадая, жив он там или нет.
Мало-помалу мужчины, не пострадавшие от взрыва, направились к воротам шахты, оставляя своих плачущих жен. Оливия подняла глаза на мужа с выскакивающим от страха и тревоги сердцем.
– Пожалуйста, – попросила она как можно тише и спокойнее. – Не ходи.
Майлз криво усмехнулся и коснулся ее щеки.
– Радость моя, если ты будешь продолжать так смотреть на меня, я и вправду смогу поверить, что ты меня любишь.
Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. А потом ушел.
Шли часы. Оливия не находила себе места, пытаясь отвлечься тем, что помогала раненым шахтерам или старалась утешить семьи погибших шахтеров. Все это время тревога ее росла, а глаза то и дело обращались к воротам шахты, наперекор всему надеясь, что она скоро увидит, как ее муж выходит из проклятых штолен.
Ну почему же нет никаких вестей от мужчин, которые рискнули спуститься в шахту, чтобы отыскать пропавших?
Ходили всевозможные слухи относительно причины взрыва? но никто не знал наверняка. И только когда Боб Макмиллан вернулся из Ньюбиггина, ужасное подозрение стало закрадываться в мысли Оливии. Макмиллан вернулся в Ганнерсайд не один.
С ним был Либински, и он, не теряя времени даром, сразу же принялся выводить потрепанных, расстроенных и злых рабочих из состояния шока и оцепенения. Он встал перед двумя сотнями шахтеров и их семьями, лавочниками, фермерами и священниками, которые горячо молились над умершими, умирающими и ранеными.
– Я могу обещать вам, что ничего подобного не случится, если будете работать на меня, – заявил он встревоженной толпе. – Я счастлив сообщить, что в моей компании не было зарегистрировано ни одного несчастного случая за последние три года, и могу добавить, что на моих рудниках применяются самые совершенные на сегодняшний день средства, обеспечивающие безопасность труда.
Оливия наблюдала за полными решимости лицами шахтеров, слушающих откровенную агитацию Либински, направленную против компании ее мужа, и приняла решение.
Оливия спускалась в штольню, придерживаясь вагонеточных рельсов. Вот уже шесть часов наверху
