его возможности из-за малого роста. А Не Све был достаточно проница-телен, чтобы понимать, что жизнь будет проще и спокойнее с хаджи Ибрагимом на его стороне. Он был из той страны, где обмен одолжениями - в такой же степени образ жиз-ни, что и у нас. И с самого начала они отлично поладили.
До сих пор Ибрагим лишь едва упоминал своих прежних деревенских из Табы или пытался завязать контакты с ними. О да, он часто говорил о своем желании вернуться, но редко - о людях по именам. Почему-то мне казалось, что он чувствует себя виноватым, что откололся от них, хотя, Аллах свидетель, в этом не было его вины.
- Пастух не теряет своего стада ни по одной причине, - вот все, что он говорил на эту тему.
Наш отличный новый дом означал, что Ибрагим остепеняется и примиряется с из-гнанием. Но Таба никуда не девалась, и чем больше он остепенялся, тем больше беспоко-ился о своих старых друзьях. В конце концов он попросил меня разыскать их.
Благодаря своему положению он имел возможность через ЮНРВА послать письма для наведения справок о том, где они находятся. Кроме того, у Ибрагима были две замуж-ние дочери, мои сестры, бежавшие вместе со своими семьями. Годами мы ничего о них не знали. О них я тоже написал запросы.
Прошло несколько месяцев, прежде чем мы получили ответы. Наши деревенские все еще были более или менее целы и жили в лагере возле Бейрута под названием Шатилла. Сестры тоже были в Ливане, в лагере Тель-Затар недалеко от Шатиллы.
Получив их письма, мы на какое-то время впали в ностальгию. Женщины упрашива-ли меня читать им эти письма по два-три раза в день и плакали. Мы узнали, кто женился, у кого появились дети, где кто работал, кто стал у них временным мухтаром. Они были не-довольны. Но хотя ливанцы обращались с ними с презрением и жестокостью, все-таки была работа, и Бейрут оказался явно лучше Иерихона.
При следующем обмене письмами они звали отца снова их возглавить. Не Све не хо-телось терять отца, но будучи реалистом, он понимал, что переезд в Бейрут все-таки ве-роятен.
Я ликовал и парил в раю! В Бейруте - знаменитый Американский университет, а в Иордании и Западном Береге ничего такого нет. Стать студентом университета было моей мечтой, которую раньше я не смел и близко подпустить к себе.
Когда мы говорили о переезде, то сначала наши голоса и настроения были тверды. Мы увидим семью и старых друзей! Мы снова будем народом!
Падение было еще более стремительным, чем воспарение. День ото дня желание от-ца становилось все менее страстным, менее решительным. Переехать нам всем в Бейрут - задача основательная. Ибрагим был теперь в мире с иорданцами. В его нынешнем поло-жении не нужно было много работать, у него были влияние и множество привилегий, ус-ловия нашей жизни были вполне приличными.
Зачем ехать в неизвестность? В Шатилле ему пришлось бы долго и упорно бороться, чтобы утвердить себя и обрести такое же положение, как теперь. По правде говоря, отец устал. Бегство в Яффо, потом Кумран, Цюрих, Джамиль, Чарльз Маан, Иерихонский про-ект, - все это унесло по частичке его души.
Сильный человек, раньше лишь забавлявшийся бахромой фантазии, теперь полно-стью окунулся в нее. О, я изо всех сил настаивал на Бейруте, но он просто свихнулся на этом и приводил нелепые доводы.
Я продолжал писать письма то тем, то другим деревенским и своим сестрам, но странно - не мог хорошенько припомнить их лица. Даже отцу было бы не под силу вос-становить отношения между кланами и семьями Табы.
По прошествии нескольких месяцев Бейрут превратился в мираж.
В те дни, когда у отца происходили личные встречи с Не Све, я переводил для него, чтобы избежать недоразумений. Обычно он ждал меня возле кафе через дорогу от школы. Когда кончались занятия, мы с ним шагали к помещению ЮНРВА. Во время этих прогу-лок я начал замечать в нем перемены. Он стал очень дипломатичным и практичным, избегал треволнений, проницательно разыгрывая племенную игру. Проницательность заняла место гнева.
Я удивился, увидев его однажды в дверях нашей классной комнаты. Он был явно расстроен, хотя никогда не показывал такого чувства на людях. Он позвал меня кивком головы. Я быстро попросил разрешения уйти и последовал за ним из школы.
На дороге он остановился и схватился за меня. Кажется, я в самом деле заметил страх в его глазах.
- Я получил секретную информацию из Аммана. Через две недели иорданцы прика-жут всем ребятам военного возраста зарегистрироваться для призыва в Арабский легион.
- О Боже, - сказал я упавшим голосом.
- С тобой-то все в порядке, - сказал отец, - но они заберут Омара.
Стыдно сознаться, но я скорее почувствовал облегчение за себя, чем огорчение за Омара. После убийства Абдаллы и изгнания Талаля регентское правление его внука, юно-го короля Хусейна, крепко взялось за дело. Иорданцы снова высунулись со своей навязчи-вой идеей аннексировать Западный Берег. Одеть палестинских мальчишек в иорданскую военную форму - хорошо продуманный трюк. Это создаст впечатление, что палестинцы верны королю. Больше того, в случае бунтов и волнений палестинцев Арабского легиона используют для грязной работы. Кровь наших собственных людей будет на наших руках, а иорданцы останутся чистыми.
Отец был глубоко потрясен. Почему? Ведь он уже не представлял политической уг-розы. Он был в мире с иорданцами. И ему, разумеется, известно, как освободить Омара от военной службы. Его реакция была мне непонятна.
Не Све приветствовал нас в манере, отразившей отцовскую безотлагательность. Я объяснил ему, что отец получил намек от иорданского министра.
- Отец говорит, что нам надо немедленно устроить дорожные документы для Омара, чтобы он уехал в Ливан.
Не Све поморгал, представив себе, через какое болото бюрократии и взяток пред-стоит перебраться и как поджимает время. Он крепко задумался.
- Самый скорый способ - нанять Омара для работы в ЮНРВА в Бейруте.
- Можно сделать это вовремя?
- Это возможно.
В Иерусалиме - большой комплекс ООН. Там Не Све удалось установить прямой ра-диоконтакт с ЮНРВА в Бейруте. Система взаимных одолжений заработала. По дороге домой отец выглядел намного спокойнее.
Войдя в дом, я понял, почему отец был на грани паники. Я увидел фотографию Джамиля с вазочкой с цветами и горящими свечами. Рука Джамиля дотянулась до нас из могилы.
Полковник Фарид Зияд - человек терпеливый, и память у него долгая. Ибрагим опа-сался, что смерть Джамиля не утолила его жажду мщения. Если бы Омара забрали в Леги-он, один Аллах знает, что могло бы с ним случиться. Потеря двух сыновей - это было бы слишком даже для хаджи Ибрагима.
Нужные бумаги были у нас в руках уже через неделю. Мы спокойно занялись покуп-кой новой одежды и обуви, раздобыли достаточно американских долларов и придумали наиболее безопасный путь до Бейрута. А потом один из нашего клана заберет Омара и доставит его в лагерь Шатилла.
Не успели моргнуть глазом, как Омар уехал в Ливан.
С Омаром было примерно то же, что с Джамилем. Всю жизнь семья едва замечала его. Само собой разумелось, что он славный, простой, трудолюбивый и без особых ка-честв. И все же за его отъездом последовали такие плач и причитания, как будто мы теря-ли чуть ли не сына Мохаммеда. Перед его отъездом наш приятель, фотограф Вадди, сде-лал его снимок. Когда он уехал, фотографию поместили рядом с портретом Джамиля.
Но по-настоящему не потеря Омара так подорвала отца. Это была утрата им способ-ности защитить свою семью. И кроме того, растущие потери семьи.
Один раз мы уже переменились - от простых крестьян, живущих в одном и том же круге от сева до уборки урожая, до людей, лишенных всего в своей собственной стране. Теперь мы снова стали меняться. При первой возможности сыновья оставляли лагери. Мы начали превращаться в скитальцев по миру.
Отъезд Омара стал тяжелым ударом для Ибрагима. Самое главное для человека вро-де хаджи - это держать свою судьбу в собственных руках. Большей частью Ибрагиму это удавалось, даже и при больших
