— А что это был за посетитель?
— Леди. Пожилая леди. Она, конечно, вне подозрений. Я сам проводил ее до дверей. И она была последним посетителем, это совершенно точно.
— А вы не забыли Хью?
— О, Боже! Забыл. Он был здесь до восьми вечера. Но вы же не хотите сказать, что Вестерн украл картину? Он наш художник, и галерея для него — это все.
— Он мог поступить неосторожно. Мог работать на антресолях, мог забыть закрыть дверь...
— Он всегда запирает дверь, — сказала Элис холодно. — Хью не проявляет неосторожности, когда дело касается серьезных вещей.
— А еще вход здесь есть?
— Нет, — ответил Силлимен. — Здание специально так построено, чтобы картины были в безопасности. В моем офисе есть одно окно, но оно зарешечено. У нас здесь работает система кондиционеров, но отверстия слишком малы, чтобы сквозь них можно было проникнуть в здание.
— Давайте посмотрим, что там с окном.
Старик был слишком расстроен, чтобы спросить, какое я имею право командовать. Он провел меня через хранилище, заваленное старыми картинами в золотых рамах. И если картины не заслуживали того, чтобы их повесили, то уж художники, нарисовавшие их, точно заслуживали. Единственное окно в офисе было закрыто, заперто, венецианские шторы опущены. Я потянул за веревочку, с помощью которой открывались шторы, и посмотрел сквозь пыльное стекло. Расстояние между вертикальными прутьями решетки на окне было не больше трех дюймов. Все прутья были в порядке. По другую сторону аллеи несколько туристов завтракали, сидя за столиками, отделенными от ресторана живой изгородью.
Силлимен склонился над письменным столом, положив руку на телефонную трубку, но не снимая ее. Он был в нерешительности.
— Мне очень не хочется вмешивать в это дело полицию. Но, видимо, я должен это сделать, как вы считаете?
Элис дотронулась до его руки:
— Может быть, сначала следует поговорить с моим отцом? Он был здесь вместе с Хью вчера вечером. Я должна была бы вспомнить об этом раньше. Вполне возможно, что он взял картину домой.
— Действительно? Вы действительно так думаете? — Силлимен снял руку с телефонной трубки, в глазах его появилась надежда.
— Да, это похоже на моего отца. Он мог это сделать, не предупредив вас. Тем более месяц кончается, ведь верно?
— Да, осталось всего три дня. — Он снова взялся за телефонную трубку. — Адмирал дома, как вы думаете?
— Сейчас он должен быть в клубе. Вы на машине?
— Сегодня нет.
Тут я принял одно из своих «блестящих» скоропалительных решений, о которых даже пять лет спустя, просыпаясь среди ночи, все еще жалеешь. Сан-Франциско может подождать. Мое любопытство было задето. И не только любопытство. Это было серьезнее. Я почувствовал ответственность — ответственность за Хью, с которым мы вместе были на Филиппинах и который в то время был зеленым юнцом, считал, что джунгли очень романтичны и вовсе не опасны, и хотя мы были с ним почти одного возраста, считал, что я гораздо практичнее его, и ощущал себя его старшим братом. То же чувство охватило меня и теперь.
— Моя машина за углом. Я с удовольствием вас подвезу.
Клуб оказался длинным, низким зданием. Выкрашенный в приглушенный зеленый цвет, он скрывался в зелени, вдали от дороги. Все здесь было приглушено, как бы не желая бросаться в глаза, даже частный полицейский прятался за матовым стеклом входных дверей, наблюдая за всеми, кто появлялся на дорожке.
— Ищете адмирала, мисс Тернер? Он, по-моему, загорает в северном солярии.
Мы прошли через дворик, вымощенный плитками и уставленный пальмами в кадках, и поднялись по лестнице в солярий, по краю которого стояли кабинки для переодевания. Я увидел горы, загораживающие город от пустыни, расположенной на северо-востоке от него, и океан, волны которого поблескивали, как чешуя огромной синей рыбы. Вода в бассейне, расположенном с подветренной стороны, была прозрачна и спокойна.
Адмирал Тернер в шортах и майке принимал солнечные ванны, сидя в парусиновом шезлонге. Увидев нас, он встал. Это был крупный старик. От солнца и морских ветров кожа на его лице приобрела красноватый оттенок и высохла, у глаз прорезались морщины. Но не было ничего старческого в его голосе. В нем все еще слышались командные нотки.
— В чем дело, Элис? Я думал, ты на работе.
— Мы пришли сюда, чтобы спросить кое о чем, адмирал. — Силлимен заколебался и кашлянул в руку. Он посмотрел на Элис.
— Говорите. Спрашивайте. Почему вы все такие испуганные?
Силлимен, наконец, заставил себя заговорить.
— Вы не унесли домой прошлой ночью картину Шардена?
— Нет. Она исчезла?
— Ее нет в галерее, — ответила ему Элис. Девушка чувствовала себя неуверенно. Казалось, она немного боялась отца. — Мы подумали, что ты мог взять ее домой.
— Я? Взять домой? Но это абсурд! Полнейший абсурд и нелепость! — Его короткие седые волосы поднялись дыбом. — Когда картина исчезла?
— Мы не знаем. Утром мы открыли галерею, но ее уже не было...
— Черт возьми! Что происходит? — Он уставился на нее, потом на меня. Его синие круглые глаза смотрели на нас, как два пистолетных дула. — А вы-то кто, черт вас возьми?
Он был всего-навсего адмиралом в отставке, а я покинул армию уже несколько лет назад, но тем не менее почувствовал себя не в своей тарелке.
— Это друг Хью, папа. Мистер Арчер.
Он не протянул мне руки. Я отвернулся. У бассейна на десятифутовой вышке стояла женщина в белом купальном костюме. Она сделала три быстрых шага и прыгнула в воду. Тело ее, согнувшись, повисло в воздухе, выпрямилось и вошло в воду, как нож в масло, без всплеска и брызг.
— А где Хью? — спросил адмирал раздраженно. — Если это случилось по его небрежности, я убью этого ублюдка.
— Папа!
— Что папа? Где он, Элис? Если кто и знает это, так это ты.
— Я не знаю, папа. — И она добавила очень тихо: — Он не ночевал дома.
— Да? — Старик внезапно сел, как будто ноги у него подкосились под тяжестью нахлынувших чувств. — Он не говорил мне, что собирается уйти.
Женщина в белом купальнике поднялась по ступенькам и подошла к нему сзади.
— Кто ушел? — спросила она.
Адмирал повернул голову и посмотрел на нее. Это стоило сделать, хотя ей было уже за тридцать — загорелое тело, великолепная фигура, почему-то показавшаяся мне знакомой. Где-то я уже видел эти изящные округлости... Силлимен представил женщину как супругу адмирала. Когда она сняла резиновую шапочку, ее рыжие волосы вспыхнули небольшим пожаром.
— Послушай, что они рассказывают мне, Сара. Похищен мой Шарден.
— Какой?
— У меня только один Шарден. «Яблоко на столе».
Она повернулась к Силлимену. Движения у нее были быстрыми, как у кошки.
— Картина застрахована?
— На двадцать пять тысяч долларов. Но картина бесценна.
— А кто еще пропал?
— Хью, — ответила Элис. — Конечно, это не имеет ничего общего с пропажей картины.
— Ты уверена? — Она обернулась к мужу. — Хью был в галерее, когда ты зашел туда вчера вечером.
