— Но вы же не думаете, что картину взял Хью?
— Не знаю, что и думать. Я в замешательстве. Не знаю, что думать, пока не увижусь с Хью Вестерном. — Он внимательно посмотрел на меня. — Вы собираетесь искать его?
— Кто-то же должен это сделать. Кажется, судьба выбрала меня.
Прежде чем высадить Силлимена из машины у входа в галерею, я спросил, где работает Мэри Вестерн.
— В городской больнице. — Он объяснил мне, как туда проехать. — Но вы обещаете, что будете действовать осторожно, мистер Арчер? Не поступите опрометчиво? Я нахожусь в очень сложном положении.
— Буду действовать очень вежливо и деликатно. — Тем не менее, я с силой захлопнул дверцу машины.
В приемной рентгеновского кабинета сидело несколько пациентов, в разной степени разрушенных болезнью и отчаянием. Пухленькая блондинка, принимавшая больных, сказала мне, что мисс Вестерн сейчас занята, и попросила, если можно, подождать. Я присел и с восхищением стал смотреть на ее загорелые плечи, просвечивающие сквозь белый нейлон. Через несколько минут в приемную вошла Мэри, вся накрахмаленная, сдержанная и деловитая. Солнце, светившее в окно, ослепило ее после темноты, и она заморгала. Мне вдруг показалось, что за всем ее внешним спокойствием скрывается растерявшийся ребенок.
— Вы видели Хью?
— Нет. Давайте выйдем на минутку. — Я взял ее за локоть и вывел в коридор.
— Что случилось? — Говорила она спокойно, но несколько напряженно. — С ним что-то произошло?
— Не с ним. Из галереи пропала картина из коллекции адмирала Тернера. Картина Шардена.
— А какое отношение это имеет к Хью?
— Кое-кто считает, что это он взял картину.
— Кое-кто?
— Чтобы быть более точным, такого мнения придерживается миссис Тернер.
— Сара? Да она скажет все что угодно, лишь бы отомстить ему за то, что он ее бросил.
Я не стал развивать эту тему дальше.
— Возможно, что это так. Но дело в том, что адмирал, кажется, тоже его подозревает. До такой степени, что не хочет обращаться в полицию.
— Адмирал Тернер — старый маразматик и дурак. Если бы Хью был сейчас здесь, он мог бы защитить себя...
— В том-то и дело. Но его здесь нет.
— Я должна его найти, — она направилась к двери.
— Возможно, это будет не так просто.
Мэри гневно взглянула на меня, выставив вперед свой круглый подбородок:
— Вы тоже его подозреваете?
— Вовсе нет. Но совершено преступление, не забывайте. А преступления часто тянут за собою цепь последствий.
Она повернулась ко мне, взгляд расширенных глаз потемнел.
— Вы действительно думаете, что с братом что-то случилось?
— Я ничего не думаю. Но если бы я был уверен, что с ним все в порядке, то сейчас уже ехал бы в Сан- Франциско.
— Вы полагаете, все так плохо? — спросила она шепотом. — Я пойду в полицию.
— Это ваше дело. Но, мне кажется, не стоит впутывать полицию, если есть хотя бы малейший шанс...
Она закончила за меня:
— Что мой брат вор? Этого не может быть! Но я скажу вам, что мы сделаем. Хью, наверно, в своей хижине, в горах. Он и раньше уезжал в горы, никого не предупредив. Отвезите меня туда. — Она тихонько дотронулась до моей руки. — Я, конечно, могу и сама поехать, если вам нужно уезжать.
— Я пока остаюсь. А вы сможете договориться на работе?
— В любом случае я уеду. Самое худшее, что они могут сделать, это уволить меня. А здесь не так уж много хороших специалистов. А потом — вчера я переработала три часа. Подождите, вернусь сюда через две минуты.
Когда мы выехали за город, горный воздух и свежий ветер сорвали с Мэри покров деловитости, которым она себя окутала, щеки ее порозовели, волосы распушились.
— Вы должны делать это чаще, — сказал я.
— Делать что?
— Выезжать за город и расслабляться.
— Расслабиться? — она горько улыбнулась. — Моего брата обвиняют в воровстве, да к тому же он и сам пропал...
— Что бы там ни было, но вы сейчас не работаете. А вам не кажется, что работаете вы слишком много?
— А вам не кажется, что кто-то в семье должен работать? Иначе нечего будет есть. У вас с Хью больше общего, чем я подумала сначала.
— В какой-то мере это комплимент. Но из ваших уст это звучит как оскорбление.
— Я не хотела вас обидеть. Но мы с Хью такие разные. Я признаю, он много работает над своими картинами. Но у него нет постоянного заработка, и он к этому не стремится. Сразу же после окончания школы я вынуждена была следить за тем, чтобы у нас были деньги на жизнь. Того, что он зарабатывает в галерее, хватает только на его краски, кисти и холсты...
— А я считал, что он процветает. Его выставка широко рекламировалась в Лос-Анджелесе.
— Критики не покупают картин, — сказала она резко. — Он решил устроить выставку, чтобы продать свои работы и иметь возможность жениться. Хью вдруг понял, что деньги — это тоже важная вещь. — И с некоторой горечью она добавила: — К сожалению, с некоторым опозданием.
— Но он ведь не только рисовал картины? Кажется, был еще и агентом по продаже картин?
— Да, он работал для Хендрикса. — Она произнесла эту фамилию как ругательство. — Лучше бы он не связывался с этим человеком и не брал у него денег.
— А кто такой Хендрикс?
— Человек.
— Это я понял. А что с его деньгами?
— На самом деле я ничего не знаю о его деньгах, откуда они у него. Но деньги у него есть.
— Вы его не любите?
— Нет. Не люблю его и не люблю людей, которые на него работают. Мне они напоминают банду разбойников. Но Хью этого не замечает. Он очень плохо разбирается в людях. Я не говорю, что Хью сделал что-то плохое, — добавила она поспешно. — Просто он купил несколько картин для Хендрикса и получил за это комиссионные.
— Понимаю. — Мне было неприятно говорить это, но я все же сказал: — Адмирал что-то говорил о том, будто Хью предлагал свое посредничество, чтобы продать Шардена какому-то покупателю, который предпочел остаться неизвестным. Это мог быть Хендрикс?
— Вполне возможно, — ответила она.
— Расскажите о Хендриксе поподробнее.
— Я о нем ничего не знаю. Видела его всего один раз. И этого достаточно. Я знаю, что он ужасный старик. И у него есть охранник, который на руках носит его вверх по лестнице.
— Носит на руках?
— Да. Он инвалид. Кстати, Хендрикс предлагал мне работу.
— Носить его вверх по лестнице?
— Он точно не сказал, что я должна буду делать. До этого мы с ним не дошли. — Ее голос был настолько холоден, что беседа наша заморозилась. — Давайте не будем об этом говорить, мистер
