— Этого я тебе не скажу! И не стану больше говорить об этой картине! Ты продолжаешь задавать вопросы и хочешь, чтобы я отвечала, а у меня нет сил! Я хочу домой...
— Я отвезу тебя.
— Нет. Ты не знаешь, где я живу и не узнаешь этого. Это мой секрет.
Она встала с колен и слегка покачнулась, я поддержал ее за плечи. Ее грудь коснулась моего бока. С минуту она, тяжело дыша, опиралась на меня, потом отстранилась. Излучаемое ею тепло пронзило мое тело насквозь и я почувствовал себя словно бы менее уставшим.
— Я отвезу тебя домой.
— Нет, спасибо. Я должна дождаться здесь полицию. В данный момент мне остро не хватает именно связи с частным детективом!
— С тобой может случиться и что-нибудь похуже, Паола. Не забывай, что твой отец был убит, возможно, тем самым человеком, который написал эту картину...
Она легко схватила меня за плечо.
— Ты все время говоришь мне об этом, но сам-то ты в этом уверен?
— Нет, не уверен.
— Ну так перестань пугать меня! Я и так достаточно боюсь.
— Думаю, у тебя есть для этого причины. Я видел твоего отца перед смертью. Это вышло случайно, недалеко отсюда. Уже стемнело, а он был тяжело ранен и принял меня за Хантри, собственно, произнес его фамилию, обращаясь ко мне. Из того, что он говорил, можно сделать вывод, что убийца — Хантри.
— Зачем Ричарду Хантри было убивать моего отца? Они дружили еще в Аризоне. Отец часто говорил о нем, был его первым учителем...
— Наверное, это было давно.
— Да, тридцать лет назад.
— За тридцать лет люди меняются...
Она кивнула и застыла с опущенной головой. Волосы упали ей на лоб, стекая по лицу, будто черная вода.
— Что было с твоим отцом в течении этих лет?
— Мне немного известно об этом... За исключением последнего времени, когда я была ему нужна, я нечасто его видела...
— Он не употреблял героин?
С минуту она молчала. Волосы по-прежнему закрывали ее лицо, но она их не убирала. Была похожа на женщину без лица.
— Ты знаешь ответ на этот вопрос, иначе не задавал бы его, — произнесла она наконец. — Когда-то он был наркоманом. Потом попал в федеральную тюрьму и полностью там вылечился, — она глянула на меня, разведя руками волосы, словно желая удостовериться, что я ей верю. — Я бы с ним сюда не приехала, если бы он продолжал колоться. Я видела, до чего он доходил, когда была еще ребенком, в Тьюксоне и Копер- Сити.
— И до чего же он доходил?
— Он был уважаемым человеком, был кем-то, даже преподавал в университете. А потом превратился в кого-то совершенно другого...
— В кого?
— Не знаю. Начал интересоваться мальчиками. А может, он был таким всегда... Не знаю...
— А от этих привычек он тоже вылечился, Паола?
— Думаю, да... — но голос ее был полон боли и сомнения.
— Картина Баймееров была подлинная?
— Не знаю. Он считал, что да, а ведь он был экспертом.
— Откуда ты знаешь?
— Он говорил мне об этом в тот день, когда купил ее на пляже. Утверждал, что это должен быть Хантри, потому что никто другой не мог ее написать. Что это — величайшее открытие в его жизни...
— Так он тебе сказал?
— Примерно. Зачем ему было обманывать меня? У него не было ни малейшего повода, — она внимательно всматривалась мне в лицо, словно моя реакция могла служить доказательством правдивости или лживости ее отца.
Она была перепугана, а я измучен. Усевшись в одном из кресел, я некоторое время вслушивался в собственные мысли. Паола подошла к двери, но из часовни не вышла. Опершись на косяк, она смотрела на меня с таким выражением, словно я мог украсть ее сумочку или даже уже сделал это.
— Я тебе не враг, — сказал я.
— Так перестань меня мучить! У меня была тяжелая ночь... — она отвернула лицо, словно стыдясь того, что собиралась сказать. — Я любила отца. Когда я увидела его мертвым это меня страшно потрясло.
— Мне очень жаль, Паола. Будем надеяться, что утром станет легче.
— Будем надеяться... — повторила она.
— Кажется, у твоего отца была фотография этой картины?
— Да, она у коронера.
— У Генри Пурвиса?
— Я не знаю, как его зовут. Но так или иначе, фотография у него.
— Откуда ты знаешь?
— Он сам мне ее показал. Говорит, что нашел ее в кармане отца и спрашивал, не узнаю ли я эту женщину. Я сказала, что нет.
— Но картину ты узнала?
— Да.
— Та, которую твой отец продал Баймеерам?
— Да, та самая.
— Сколько они заплатили за нее?
— Этого он мне не сказал. Думаю, ему нужны были эти деньги для уплаты какого-то долга, и он не хотел, чтобы я об этом знала. Но я могу рассказать тебе кое-что, что он мне говорил. Он знал эту женщину с портрета и именно поэтому был уверен, что картина подлинная.
— Значит, это действительно Хантри?
— Отец утверждал, что да.
— Он не говорил тебе, как звали эту женщину?
— Милдред. Она была натурщицей в Тьюксоне во времена его молодости. Красивая девушка. Он говорил, что картина, должно быть, создавалась по памяти, так как Милдред теперь уже старуха, если вообще жива...
— Ты не помнишь ее фамилию?
— Нет, кажется, она брала фамилии мужчин, с которыми жила.
Я оставил Паолу в часовне и вернулся в морг. Пурвис сидел в приемной, но фотографии картины у него не было. Он сказал мне, что отдал ее Бетти Джо Сиддон.
— Зачем?
— Она хотела отнести ее в редакцию и сделать копию.
— Да, Генри, кажется Маккендрик будет доволен...
— Черт бы его побрал, он сам велел мне дать фотографию! Шеф полиции в этом году уходит на пенсию, и капитан Маккендрик начал думать о рекламе.
Я двинулся было к воротам клиники, но внезапно остановился, сообразив, что не выполнил задания. Когда я наткнулся на умирающего Граймса, я направлялся в клинику, чтобы поговорить с миссис Джонсон, матерью Фреда.
Глава 12
Зайдя в комнату медсестер, находившуюся возле выхода, я спросил, где можно найти миссис Джонсон. Дежурная сестра оказалась женщиной средних лет с бледным костлявым лицом, достаточно резкая и не слишком терпеливая.
— В клинике работает несколько женщин с такой фамилией. Вам нужна Сара Джонсон?
