многозначительной улыбкой.
— Если ты намерена вести со мной словесный поединок, то, может, мы найдем для этого местечко поспокойнее?
— Может, тут?
Она постучала в дверь с табличкой «Младший редактор», никто не отозвался. Мы вошли в кабинет и, целуя ее, я ощутил, что поднимается не только моя температура.
— Эй! — сказала она, — значит ты все еще любишь меня?
— Но я должен ехать. Фред Джонсон наверняка уже в Тьюксоне.
Она забарабанила кончиками пальцев по моей груди, словно выстукивая какое-то послание на машинке.
— Береги себя. Фред из тех мягких парнишек, которые оказываются опасными.
— Он уже не парнишка.
— Я знаю. Это такой светловолосый молодой человек, который работает в музее, очень несчастный. Он как-то исповедовался передо мной, рассказывая о своей кошмарной жизни дома. Его отец — ни к чему не способный алкоголик, а мать постоянно раздражена. Фред пытается как-то вырваться из всего этого и, хотя держится спокойно, мне кажется, близок к срыву. Так что будь осторожен.
— С Фредом я управлюсь.
— Я знаю, — она положила ладони мне на плечи. — Так что я могу для тебя сделать?
— Ты хорошо знаешь миссис Хантри?
— Практически с рождения. Я познакомилась с Франсин, будучи еще малышкой.
— Вы подруги?
— Пожалуй, да. Я часто оказывала ей всяческие услуги. Но после вчерашнего чувствую себя не совсем в своей тарелке.
— Постарайся не выпускать ее из виду, ладно? Мне бы хотелось знать, что она будет делать сегодня и завтра.
— Можно спросить, зачем? — моя просьба как будто встревожила ее.
— Ты можешь спрашивать, но, боюсь, я не смогу тебе ответить. Я не знаю зачем.
— Ты ее в чем-то подозреваешь?
— Я всех подозреваю.
— Надеюсь, за исключением меня? — ее улыбка была серьезной и испытующей.
— За исключением тебя и себя. Можешь ты для меня понаблюдать за Франсин Хантри?
— Разумеется. Я и так собиралась позвонить ей.
Я оставил машину на аэродроме в Санта-Терезе и сел в самолет местной авиалинии до Лос-Анджелеса. Самолета до Тьюксона пришлось ждать минут сорок. Я съел гамбургер в закусочной, запивая его пивом, и позвонил в агентство, принимающее мои телефонограммы.
Мне сообщили, что звонил Саймон Лэшмэн. Времени было еще достаточно, чтобы связаться с ним.
Голос в телефонной трубке показался мне еще более старческим и неприязненным, чем утром. Я представился, сообщил, откуда звоню и поблагодарил за его звонок.
— Не за что, — сварливо ответил он. — Я не намерен извиняться за свою резкость, она целиком оправдана. Отец этой девушки когда-то поступил со мной по-свински, а я не привык прощать. Каков отец, такова и дочь.
— Я не выступаю от имени Баймеера, — сообщил я.
— Мне так показалось.
— Меня пригласила его жена. Она очень тревожится о дочери.
— И не напрасно. Девушка ведет себя как наркоманка.
— Значит, вы видели ее?
— Да. Она была здесь с Фредом Джонсоном.
— Я не мог бы приехать и поговорить с вами сегодня, после обеда?
— Но вы же говорите, что вы в Лос-Анджелесе?
— Через несколько минут я сажусь в самолет до Тьюксона.
— Хорошо. Я не хотел бы говорить об этих делах по телефону. Когда я рисовал в Таосе, у меня даже не было аппарата. Это было самое счастливое время в моей жизни! — неожиданно он взял себя в руки. — Я начал ныть. Терпеть не могу ноющих старцев! Так что до свидания.
Глава 18
Дом Лэшмэна стоял на краю пустыни у подножья горы, вырисовавшейся перед моими глазами уже на второй час полета. Это был приземистый двухэтажный дом, обнесенный деревянным забором, напоминающим миниатюрный частокол. День клонился к вечеру, но жара не спадала.
Лэшмэн вышел мне навстречу, отворив калитку в заборе. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, окружали длинные седые волосы, спадавшие до самых плеч. На нем были рубашка и штаны из полинявшей голубой материи и мягкие мокасины из козьей шкуры. Голубые глаза, как и одежда, полиняли от долгого соприкосновения с окружающим миром.
— Мистер Арчер?
— Он самый. Благодарю вас за разрешение приехать.
Старик держался совершенно свободно, но было в его поведении нечто, заставлявшее меня относиться к нему с почтением. Его ладонь, которую я пожал, была изуродована подагрой и выпачкана красками.
— В каком состоянии Фред Джонсон?
— Он казался очень усталым, — ответил Лэшмэн, — но возбужденным. Возбуждение придавало ему сил.
— Но чем оно было вызвано?
— Он хотел как можно скорей поговорить с Милдред Мид. Речь, кажется, идет об установлении авторства какой-то картины. Он говорил, что работает в музее в Санта-Терезе. Это правда?
— Да. А как девушка?
— Была очень спокойна. Насколько я помню, она не произнесла ни слова, — Лэшмэн изучающе глянул на меня, но я сделал вид, что не заметил этого. — Войдем в дом.
Он проводил меня через двор в свою мастерскую. Единственное огромное окно выходило на тянущуюся до самого горизонта пустыню. На мольберте стоял неоконченный, а может, только начатый, женский портрет. Мазки краски казались свежими, а вырисовывающееся из них лицо напоминало лицо Милдред Мид, упрямо выплывающее из волн времени. На стоящем рядом столе, покрытом потеками шелушащейся краски, лежала прямоугольная палитра с блестящими разноцветными пятнами.
Я остановился перед картиной, Лэшмэн встал рядом со мной.
— Да, это Милдред. Я только начал этот портрет, уже после нашего разговора по телефону. Мне захотелось написать ее еще раз. А я уже в том возрасте, когда нужно немедленно воплощать в жизнь любые внезапные желания.
— Она позировала вам для этого портрета?
Он внимательно взглянул на меня.
— Ее не было здесь, если вас интересует именно это. Я не видал ее уже двадцать лет. Мне кажется, я уже говорил это вам по телефону, — резонно заметил он.
— Наверное, вы часто рисовали ее?
— Она была моей любимой натурщицей. Жила у меня долгое время с небольшими перерывами. А потом уехала в другой конец штата. С тех пор я ее не видел, — тон его был задумчив, в нем звенели тоска и сожаление. — Другой мужчина предложил ей жизнь, более устроенную с ее точки зрения. Я не в обиде на нее. Она начала стареть. Должен признать, я не слишком хорошо к ней относился...
Его слова задели во мне какую-то струну. От меня тоже когда-то ушла женщина. Но она покинула меня не ради другого, я потерял ее по собственной вине...
— Она все еще живет в Аризоне? — спросил я.
— Видимо, да. В прошлом году она прислала мне открытку на Рождество. С тех пор я не имел о ней вестей, — он устремил взгляд в раскинувшуюся за окном пустыню. — Честно говоря, я охотно увиделся бы с ней, хотя мы оба уже стары, как трухлявые пни...
— Где она теперь живет?
