что он, должно быть, забыл, кто такой Улисс. В любом случае, это не имеет значения, и я продолжаю с тем же пылом:
– Тот, «другой», очень даже мог встать им поперек дороги. Все усложняется! Прекрасное маленькое уравнение с тремя неизвестными! Тут не «три персонажа в поисках автора», а автор в поисках трех персонажей! Справимся, справимся, и не то видали!
Но в чем дело? Почему Улисс не показывает мне свои брюки? Из его комнаты не доносится ни звука. Чем он там может заниматься?
Тихонько подхожу к двери.
– Эй, вы еще здесь?
Неожиданно он появляется с маленьким блокнотом в руке, явно чем-то взволнованный.
– Это было в кармане брюк, – глухо произносит он, указывая на блокнот.
Похоже, находка основательно его потрясла. Иду к магнитофону и выключаю звук.
– Вот, блокнот, мосье! – говорит Улисс, приблизившись ко мне. – Я сейчас в этом блокноте кое-что прочитал. Что-то ужасное!
Он очень бледен, с трудом составляет фразы.
– Что именно? – интересуюсь я.
– Эта женщина... эта – из английской газеты... она не покончила с собой. Кто-то столкнул ее со скалы!
– Что вы говорите?
– Тут так и написано. Записи велись изо дня в день. Это что-то вроде дневника.
– Но поскольку вы нашли его в собственном кармане, значит, это ваш дневник!
– Да, мой! И поверьте, я рад этому. Ибо в таком случае женщину со скалы столкнул не я!
Он показывает мне блокнот. Это небольшая записная книжка. Страница, на которой она раскрыта, заполнена мелким, убористым почерком. В письме, найденном в чемодане, почерк совсем другой. Не похож он и на те каракули, которые продемонстрировал мне Улисс. Но мой аргумент остается в силе: почерк Улисса мог измениться после несчастного случая. Так или иначе, Улисс, видно, ни минуты не сомневался, что он автор этих записок. И пребывает в ужасном волнении.
– Мои записи – это обвинение, – задыхается он. – Я обвиняю одного человека.
– Вы обвиняете его в убийстве этой женщины?
– Да. Ее звали Франсуаза. А человек, которого я обвиняю, был ее любовником. А я, я – муж!
Черт возьми! Надо бы, наверное, внести во все это некоторый порядок. И вначале сопоставить новые данные с данными из «письма Поля».
– Значит «другой» – это вы, – говорю я. – «Другой», о котором идет речь в письме. Покажите-ка мне записи.
– Вы увидите, все это ясно и так ужасно. – Он протягивает мне блокнот. – Вот, взгляните, что я здесь написал: «Лондон, 11-ое марта».
Читаю:
– 'Теперь я не боюсь, я знаю, что Франсуаза вернется ко мне. Она уже вернулась. Я вновь вижу ее там. Взгляд ее больших сиреневатых глаз полон замешательства и стыда. Ее глаза молили о прощении! Как я был прав, погнавшись за ними, приехав в Лондон и выследив их, сопровождая вплоть до этой мерзкой гостиницы. Я получил награду: это стыд, который отразился в твоих глазах, Франсуаза!'
Подняв голову, в задумчивости шепчу:
– 11-го марта в Лондоне. Это пишете вы, муж...
– Да, и 11-го марта Франсуаза еще жива! – кричит Улисс, и его голос дрожит от гнева.
– Итак, резюме, – говорю я. – Вы живете в Париже. Ваша жена оставила вас и уехала к своему любовнику в Лондон. Тогда вы решили отправиться за ними в погоню, приехали в Лондон, выследили их, нашли, и, в конце концов, вам удалось вернуть жену.
– Да. Наверняка так все и было.
Я отдаю ему блокнот и иду за письмом, которое оставил на письменном столе.
– Таким образом, письмо не от вас, а от Поля. От любовника.
– Несомненно, – говорит Улисс. – Поль, должно быть, поселился в Лондоне и с некоторых пор стал уговаривать мою жену приехать к нему.
– Именно так. Теперь с письмом все совершенно ясно!
Я перечитываю вслух: «Любовь моя, я не в силах больше ждать. Ты придешь, и наши плечи соприкоснутся...» И так далее... «Я снял для нас комнату в маленькой, старинной, прелестной гостинице...»
Повернувшись к Улиссу, не могу не отметить:
– О вкусах не спорят. Вы, муж, находите эту маленькую гостиницу мерзкой!
Он морщится.
– Само собой разумеется!
Продолжаю читать:
– 'Милая, мы не должны никогда больше говорить друг другу «прощай»...
– А вот и нет! – вопит Улисс, потрясая блокнотом. – Нет! Франсуаза как раз и сказала ему «прощай». Причем окончательно. И именно это ее погубило, несчастную!
– В Лондоне она пообещала вам порвать с любовником?
– Так буквально здесь и написано! Послушайте дальше... «Лондон, 13 марта. Теперь Франсуаза поняла, каким заблуждением была эта авантюра, в которую вовлек ее Поль. Только что вместе со мной она смеялась над своим безумием. Она любит меня, она никогда не переставала меня любить. Она лишь хотела мне отомстить за то, что казалось ей охлаждением, безразличием с моей стороны. Понадобились ее бегство и мой гнев, чтобы ей открылась та страсть, которую она мне всегда внушала. И потому она бросает Поля, как отбрасывают ненужное оружие. Несчастный Поль! Я не сомневаюсь, что он безумно любит Франсуазу и, конечно, будет страдать. Но, в конце концов, наступил его черед, и в этом справедливость!»
– Только вот Поль чересчур страдал! – тихо произношу я.
– Да. Он не вынес разрыва и предпочел скорее убить Франсуазу, чем возвратить ее мне! Впрочем, разве его письмо уже не содержало угрозу?
Я нахожу в письме строки, на которые он намекает: «...И я поистине предпочитаю твою смерть, чем знать, что ты в объятиях другого».
– Итак, речь может идти даже о преднамеренности! – мрачно замечает Улисс.
Но я снова берусь за блокнот, в котором, по словам Улисса, содержится обвинение. Я спрашиваю, говорится ли в записях конкретно о разыгравшейся на скале драме.
– Погодите, – отвечает Улисс, – прежде всего, вы должны знать, что у Поля и Франсуазы состоялось последнее свидание.
– В Ньюхавене?
– Увы, да! И я снова следил за ними. Вот, послушайте: «Ньюхавен, 16 марта. Только бы все прошло благополучно! Только бы Франсуаза не проявила слабость! Только бы Поль смирился! Я сижу в этой мрачной комнате и слышу, как воет за окнами морской ветер. В эту непогоду они сейчас вдвоем там, на скале. Они терзают друг друга. А ветер жалобно стонет».
– Любопытно! – замечаю я. – Помните, только что, когда вы испугались, что завеса разорвется, у вас было ощущение, будто вы заперты в темной комнате...
– И я сказал, что слышу шум ветра. То было, вероятно, как смутное воспоминание о тех ужасных мгновениях.
– А дальше? Что там в блокноте дальше?
Задаю вопрос и настороженно жду ответа. Я знаю, что здесь мы приближаемся к узловому моменту этой необычной истории.
– Дальше? А просто такая вот запись, сделанная несомненно после смерти Франсуазы... «18 марта. Я убью его, убью, клянусь! Поль может бежать хоть на край света, я последую за ним, и там, где я его настигну, он погибнет. Он упадет, как упала ты, моя несчастная птица, устремившись навстречу своей ужасной смерти, я заставлю его заплатить сполна за причиненную боль.»
На последних словах голос Улисса дрогнул. Что бы он там ни говорил, я знаю, у него не могло
