напомнил себе Эйрис, родились не на Земле. Флотские, по его личным впечатлениям, не были приучены к порядку и подчинению. Как тот технический персонал, который на призывы ограничить эмиграцию отреагировал чуть ли не поголовным бегством на родину… дезертирством из Дальнего Внеземелья, что в итоге привело к появлению Унии… Или как Константины, настолько вошедшие в роль самодержцев своей крошечной империи, что утратили всякое почтение к Земле.
И еще (как он ни гнал от себя эти страшные мысли, они упрямо возвращались) — Марш… Эйрис был застигнут врасплох, он полагал, что психика униатов либо ничем не отличается от психики землян, либо отличается коренным образом. Истина оказалась где-то посередине. Униаты затеяли сломить волю посланников… игра с Маршем, безусловно, построена по принципу «разделяй и властвуй». Следовательно, доверять Маршу нельзя. Диас, Бела и Марш не посвящены в подробности плана, они — простые служащие Компании, сведения, которыми они обладают, не представляют опасности. Двух посланников, знавших, как и Эйрис, слишком много, он отправил на Землю с депешей: Флот неуправляем, станции гибнут. Теперь эти двое на свободе, а Эйрис и остальные участвуют в навязанной им игре, хранят молчание, как монахи, беспрекословно терпят переселения и волокиту, рассчитанные на то, чтобы лишить их душевного равновесия, измучить неопределенностью и склонить к сговорчивости. Эйрис изо всех сил убеждал себя: униаты не опустятся до физического насилия, напротив, самое плохое позади и переговоры завершатся успехом. Вот только Марш…
Вместе со всеми Марш бывал на переговорах, сидел, слушал — небритый, жалкий, лишенный моральной поддержки спутников (потому что расспрашивать его или предлагать помощь означало рушить защитную стену молчания). «Что?» — вывел однажды Эйрис пальцем на пластиковой поверхности стола, надеясь, что надпись останется недоступной для объективов. «Почему?» — дописал он, не дождавшись ответа. Марш стер оба слова и отвернулся, пряча дрожавшие губы. Видя, что он на грани истерики, Эйрис оставил его в покое.
Теперь Эйрис наконец встал, подошел к двери Марша и раздвинул ее, не постучав.
Полностью одетый. Марш сидел на кровати и, обхватив самого себя руками, смотрел в стену.
Эйрис приблизился, наклонился и чуть слышно шепнул ему на ухо:
— В двух словах. Как ты думаешь, что происходит? Тебя допрашивали? Отвечай.
Спустя секунду Марш медленно покачал головой.
— Просто волокита, — сбивчиво заговорил он. — То одно не в порядке, то другое. Заставляют сидеть и ждать часами. И все, сэр.
— Понятно, — Эйрис похлопал Марша по плечу. На самом деле он слегка кривил душой, но ничем этого не выдал. Марш зарыдал, по лицу, искаженному отчаянием, потекли слезы. Он все-таки не выдержал.
«Видеокамеры…» — с тоской подумал Эйрис. О них нельзя было забывать ни на минуту.
Его потрясла догадка, что они сами, возможно, мучают Марша, так же как униаты. Он вернулся в гостиную, кипя гневом, остановился в центре и запрокинул голову.
— Я протестую! — резким тоном произнес он прямо в замысловатый хрустальный осветительный прибор — главное подозреваемое в слежке устройство. — Это издевательство! Вы не имеете права!..
Он отвернулся, опустился в кресло и снова замер перед экраном. Его товарищи только слегка приподняли головы. Опять наступила тишина.
Наутро манекены, принесшие листок с распорядком дня, ни словом не обмолвились о протесте Эйриса.
«Встреча в 08:00», — стояло первым пунктом. С кем встреча, где, по какому поводу — об этом ни слова. Вопреки обыкновению не было даже упоминания о часе и меню ленча.
Из своей спальни появился Марш. Глубокие тени под глазами красноречиво свидетельствовали о бессонной ночи.
— Поспеши, сейчас будем завтракать, — сказал ему Эйрис. До половины восьмого, когда им должны были принести завтрак, оставались считанные минуты.
Второй раз за это утро над дверью мигнула лампочка. Створки раздвинули снаружи, не постучав. В гостиную вошли трое вооруженных охранников.
— Эйрис, — буркнул один без тени почтительности в голосе, — на выход.
Эйрис проглотил гневную реплику. Прекословить манекенам не имело смысла, он сам говорил об этом коллегам. Смерив солдат презрительным взглядом, он неторопливо подошел к вешалке и снял с крючка пиджак. Он решил действовать методами униатов — всеми способами тянуть резину и злить противника. Сочтя, что провозился достаточно, он направился к выходу.
Под конвоем молодых революционеров он дошагал прямиком до лифта, проехал в кабине мимо нескольких неотличимых друг от друга коридоров, прошел через залы совещаний и офисы и наконец очутился в знакомой приемной. Мрачные предчувствия отступили. Этот офис использовался для переговоров, Эйрис уже успел побывать во всех трех его кабинетах.
На сей раз в одном из кабинетов его дожидался военный. За круглым столиком сидел человек с серебристой шевелюрой; металла на воротнике и клапанах его черного мундира хватило бы на пять-шесть высокопоставленных офицеров из тех, с кем Эйрис имел дело раньше. Землянин сдержал усмешку. Обилие побрякушек означало власть и могущество, и это было вовсе не смешно.
— Посол Эйрис? — Судя по едва заметным морщинам на волевом лице, офицер прошел курс омоложения. Внеземелье не испытывало недостатка в подобных средствах… а на Земле можно было раздобыть только суррогаты низкого качества.
Эйрис торжественно пожал протянутую руку.
— Себ Азов, — представился офицер, — из директората. Рад встрече, сэр.
Центральное правительство. Эйрис знал, что директорат состоит из трехсот двенадцати подразделений. Какие же планеты и станции ему подвластны, оставалось только догадываться. Не имел Эйрис представления и о том, по каким признакам подбираются для директората кадры. Вне всяких сомнений. Азов был военным.
— Гражданин Азов, — холодно произнес Эйрис. — Мне очень досадно начинать наше знакомство с заявления протеста. Я отказываюсь вести переговоры до тех пор, пока вы не решите один вопрос.
Азов, успевший сесть, поднял белесые брови.
— Какой вопрос, сэр?
— Я имею в виду унижения, которым вы подвергаете одного из моих сотрудников.
— Какие унижения, сэр?
Эйрис понял: от него ждут, когда он потеряет терпение и сорвется. «Черта с два!» — мысленно произнес он.
— При переселениях посланника Марша ваш компьютер регулярно испытывает какие-то затруднения. Это весьма странно, поскольку мы должны находиться вместе. Вам не убедить меня в некомпетентности ваших техов. Разве это не унижение, когда моего сотрудника вынуждают часами дожидаться «устранения неувязки»? Что это, как не изощренная пытка? С ее помощью вы рассчитываете измотать нас, подавить волю к сопротивлению. А как прикажете понимать отказ обеспечить нас условиями для отдыха и гимнастическим залом? Почему ваши подчиненные упорно не отвечают, где мы находимся? Как мы можем быть уверены, что имеем дело с полномочными представителями власти, а не с мелкими чиновниками, пускающими нам пыль в глаза? Гражданин Азов, мы проделали большой путь, чтобы решить весьма и весьма сложную проблему, и встретили крайне холодный прием.
Эйрис не импровизировал. Речь была приготовлена заранее, просто на всякий случай, и сейчас явно оказалась очень кстати. Азов заметно стушевался. В груди у Эйриса бухало сердце, он боялся, что на лице проступили красные пятна.
— Все будет улажено, — произнес Азов через некоторое время.
— Я бы предпочел более конкретное обещание.
Азов ощупал посла изучающим взглядом.
— Слово офицера. — Голос его дрогнул. — Вы будете удовлетворены. Не угодно ли присесть, сэр? Нам с вами надо уладить несколько мелких вопросов. Примите мои личные извинения за беспокойство, причиненное послу Маршу. Я разберусь и приму меры.
«Может, уйти? — подумал Эйрис. — О чем с ним говорить?»
Он опустился в предложенное кресло и смотрел военному в глаза, пока в них, как ему показалось, не
