— Стоять! — закричал Ди. — Садись! Руки на голову!
Одни опустились на пол от слабости, другие — подчиняясь приказу. Некоторые выкрикивали жалобы, многие, похоже, ничего не соображали, но никто уже не рвался вперед. Дэймон Константин, стоявший рядом с Сигни, выругался и схватился за голову. На его лбу выступили капли пота, но с уст не сорвалось ни слова из тех, какие можно было ожидать в такой ситуации от слуги закона. Его станции угрожал захват мятежниками, поломка систем жизнеобеспечения — беды в десять тысяч раз страшнее, чем трагедия «Хансфорда». В доке Пелла, возле «пуповины», скорчилось сто — может, полтораста выживших. Зловоние растекалось. Заработал компрессор, прогоняя по отсекам «Хансфорда» воздух под давлением.
— Придется войти, — пробормотала Сигни, испытывая тошноту от одной этой мысли.
Под дулами винтовок Ди построил беженцев в очередь к наспех отгороженному участку дока, где их должны были раздеть, обыскать, отмыть и передать паспортному контролю и врачам. Багажа у этой группы не оказалось, а их документам была грош цена.
— Надо вызвать на загрязненный участок спецподразделение полиции, — сказала Сигни молодому Константину. — С носилками. Покажите место нашего расположения. Необходимо избавиться от трупов, и это мы берем на себя, а больше ничем помочь не сможем. Постарайтесь их идентифицировать — отпечатки пальцев, фотографии, ну и все такое. Учтите: каждый неопознанный труп — угроза вашей безопасности.
Константина, очевидно, мутило — ничего удивительного, некоторые десантники тоже готовы были упасть в обморок. Сигни старалась не обращать внимания на бунт собственного желудка.
Еще несколько уцелевших подползли к отверстию проходной трубы. Горстка, жалкая горстка.
Подходила «Лайла». Предстоящая стыковка вызвала панику среди ее экипажа, инструкциям с борта «Норвегии» и угрозам с рейдеров никто уже не внимал. Выслушав доклад Граффа, Сигни включила микрофон.
— Задержи их. Отруби плоскость, если понадобится. Мы еще с «Хансфордом» не разобрались. И пришли мне сюда костюм.
Они отыскали еще семьдесят восемь живых среди разлагающихся трупов. Остальные спасенные уже прошли дезинфекцию. Сигни тоже вытерпела процедуру обеззараживания, после чего переоделась, села и дала наконец волю желудку. Шпак из медслужбы выбрал не самое удачное время, чтобы предложить ей сэндвич. Отодвинув его, Сигни взяла чашку эрзац-кофе из какой-то туземной травы и передохнула, пока паспортисты и медслужба занимались последними уцелевшими с «Хансфорда». Зловоние к этому времени сменилось запахом антисептика.
В коридорах ковер трупов. Кровь, смерть… Кое-кто из мертвецов разрезан выстрелом надвое, кое-кому из живых в давке сломали кости. Моча, рвота, гной. На «Норвегии» действовали системы замкнутого цикла, у Сигни и ее людей был свежий воздух… У беженцев на «Хансфорде» не было ничего, кроме аварийного резерва кислорода. Из-за него-то и убивали, наверное… Большинство спасшихся путешествовали в отсеках, где воздух был не столь загрязнен, как в почти не вентилируемом трюме, куда набились сотни людей.
— На связи управляющий, — произнес динамик в ухо Сигни, — просит капитана при первой возможности прибыть в центральную секцию.
— Нет, — буркнула Сигни. Она привезла груз мертвецов, их нельзя было шлюзовать вот так сразу, без идентификации, религиозных обрядов и отдания последних почестей. Подхваченные притяжением Нижней, они рано или поздно выйдут на ее орбиту. «А может, сгорят в падении? — вяло шевельнулось в мозгу Сигни. — Скорее всего». Она не сильна была по части планетологии и весьма сомневалась, что судьба выброшенных со станции покойников могла кого-нибудь заинтересовать.
Высадка с «Лайлы» прошла куда спокойнее. Ее пассажиры тоже бросились к трапу, но замерли при виде шеренги солдат. И тут вмешался Константин. Через портативный мегафон он рассказал напуганным шпакам о положении дел на Пелле, весьма озабоченном угрозой хрупкому равновесию его жизни. Это возымело действие — подобные жуткие назидания беженцы, должно быть, выслушивали с младых ногтей.
Сигни заставила себя подняться на ноги и с чашкой в руке следила за возобновлением процедур, на которых она настояла. Желудок ее почти успокоился. Беженцы с документами направлялись на один участок, а без документов — на другой; там их фотографировали и регистрировали. Красивый парень из юрслужбы усердно доказывал, что не даром ест свой хлеб; его звонкий, решительный голос Сигни слышала всякий раз, когда возникала заминка у паспортного стола или требовались указания станционному персоналу.
— «Гриффин» заходит на стыковку, — раздался в динамике голос Граффа. — Станция заявляет, что хотела бы получить обратно пятьсот жилых мест, приготовленных для «Хансфорда».
— Отказать, — равнодушно отрезала Сигни. — При всем моем уважении к администрации Пелла, тут и разговора быть не может. Какова ситуация на «Гриффине»?
— Паникуют. Мы их предупредили.
— Много купцов разбрелось?
— Пока держат строй, но доверять им нельзя. Любой может рвануть. На «Маурине» один пассажир умер от тромбоза, другой тяжело болен. Я назначил им стыковку после «Гриффина». Управляющий станцией спрашивает, не могли бы вы в течение этого часа прийти на заседание совета. Парни из Компании требуют, чтобы их пропустили в доки.
— Не пускать. — Сигни допила кофе и прошла вдоль шеренги десантников, застывшей перед «Гриффином». Все переместились сюда, поскольку около «Хансфорда» в них уже не было нужды. Беженцы, проходившие идентификацию, вели себя мирно. У них хватало проблем: надо было усыпить подозрительность станционной полиции и получить новое жилище.
Оснащенная всем необходимым бригада уже выводила пустой «Хансфорд». В этом доке было всего четыре причала. Сигни измерила взглядом пространство, пожертвованное конвою: по пять ярусов в двух секциях и два дока. Тесновато, но, в общем, терпимо. Изрядно помогут бараки… Первое время — никакой роскоши, это уж точно. Ничего, бывает и хуже.
Приток беженцев на этом не завершится. Ее конвой привез только первую партию, но об этом Сигни предпочитала помалкивать.
Относительное спокойствие было нарушено «Динахом». Охранник с помощью скана обнаружил оружие у одного из пассажиров. Итог: два трупа и истерика в толпе. Посмотрев на новых покойников, Сигни устало и сокрушенно покачала головой и велела выбросить их вместе с остальными. «Военное положение!» — буркнула она, когда к ней с подскочил разгневанный Константин. И отошла.
«Сита», «Жемчужина», «Медвежонок», «Уинифред»… Они мучительно долго швартовались, высаживали пассажиров, выгружали их имущество и дюйм за дюймом выбирались из дока.
Сигни вернулась на «Норвегию» и забралась в ванну. Ей пришлось три раза вымыться с мылом, чтобы избавиться от тошнотворного запаха и столь же тошнотворных воспоминаний.
Для Сигни наступило несколько часов отдыха от жалоб и требований. Отдых для Сигни, но не для новой вахты «Норвегии».
Ночью у Сигни были покой, забвение, мужчина… один из спасенных с Маринера и Рассела, но привезенный «Норвегией». На любом другом корабле его разорвали бы в клочья. Он это понимал и ценил снисхождение Сигни. Экипаж «Норвегии» тоже не питал к нему симпатий. Он сознавал и это.
— Останешься здесь, — сказала Сигни, глядя на лежащего рядом человека. Его имя не играло никакой роли, в памяти Сигни оно мешалось с остальными. Иногда — обычно в полусне — она называла его чужим именем. Он не проявлял никаких чувств, только моргал — это означало, что он услышал. Ее интриговало это лицо. Выражение невинности… Ее всегда привлекали контрасты. И красота.
— Тебе повезло, — сказала она, и он отреагировал, как почти на любые ее слова: томным, безучастным взглядом. На Расселе с его рассудком сыграли злую шутку… Иногда в душе Сигни просыпалось что-то жестокое, грязное, возникало острое желание причинить боль — чтобы вытеснить из памяти настоящее убийство и ужас. Она порою проводила ночи с Граффом, или с Ди, или с любым, на кого падал ее выбор, но никогда не открывала этой части своей натуры тем, кого любила и ценила — экипажу, друзьям. Но нечасто доставались на ее долю такие рейсы, когда на душе было черным-черно. Нечасто поддавалась она этой болезни, самой распространенной болезни на Флоте, в замкнутых мирках, особенно среди тех, кто обладал абсолютной властью.
— Ты не против? — спросила она.
