И когда она попыталась повторить ласку, он твердой рукой перехватил ее руку, раздвинул ее ноги еще шире и насадил на себя, как на вертел.
На этот раз настала ее очередь охнуть.
— Тише. Тебе больно?
— Немного.
Он обеими руками развел ее бедра еще шире и проник глубже.
Ее мышцы судорожно сжались, словно пытаясь вытолкнуть его.
Он стиснул ее сильнее.
Он не позволит ей отвергнуть его.
— Подайся вниз, Абигейл. Как только я войду до конца, боль утихнет. Даю слово. Расслабься.
Обеими руками он неумолимо раскрывал ее, пока у Абигейл не осталось выбора, кроме как…
— Прими. Прими меня, Абигейл.
Она подчинилась.
Роберт понимал, что причиняет ей боль. Но знал средство исцеления.
Он легонько растер закаменевшие мышцы ее бедер.
— Прошу тебя, милая, расслабься. Расслабься, Абигейл.
И когда она немного успокоилась, снова потер ее соски и коснулся того места, где сосредоточились ее желания. Жемчужины, как она его называла.
В честь журнала «Перл», разумеется.
Под набухшим бутоном оказалось тугое кольцо мокрой пульсирующей плоти, безжалостно сжимавшее его жезл.
Роберт никогда не задумывался раньше о том, как способно узкое, тесное лоно принять мужской отросток… как хрупка связь между мужчиной и женщиной.
Едва он провел большим пальцем по тугой пуговке, Абигейл резко дернулась. Ее внутренние мышцы подсказали ему все, что нужно знать: как сильно нажать, как быстро двигаться… пока давление на его плоть не исчезло в один миг, но тут же возобновилось с такой силой, что он поморщился от боли. Абигейл пронзительно вскрикнула. Роберт вторил ей.
Но не шевельнулся. Он обещал Абигейл, что больше не доставит ей боли. Одно наслаждение. И сдержит слово.
Прежде чем она успела отдышаться, он снова начал потирать истекавший соком бутон, пока ее потаенные мышцы не стали содрогаться в желанной разрядке.
Одним выпадом он привел и себя к желанному пику. И когда он вонзился в нее в последний раз, она обмякла и свалилась на него, как тряпичная кукла.
Собрав последние силы, Роберт выдернул из-под себя одеяло, набросил на Абигейл, прижал ее к груди и взмолился о том, чтобы буря продолжалась бесконечно.
Глава 4
Дождь, уныло барабанивший по крыше и в окна, разбудил Абигейл. Тело ее почему-то горело в жару, и к тому же она ощущала себя бабочкой, насаженной на иглу.
Абигейл повернулась, чтобы устроиться поудобнее. Подушка сбилась, а постель оказалась ужасно твердой.
Ощущение дискомфорта все росло. Как и странный жар, охвативший низ живота.
Глаза Абигейл распахнулись.
Первое, что она увидела, — густой коврик жестких черных волос, покрывавших широкий голый торс.
С трудом сдержав тревожный крик, Абигейл подняла голову.
И уставилась в серые глаза, обрамленные невероятно густыми, длинными темными ресницами.
Только теперь она сообразила, что именно заполняет ее до отказа.
Она пустила незнакомца в свою постель. Брала в рот его плоть. Позволила войти в свое тело.
Где он до сих пор и пребывал.
Бледные лучи рассвета осветили комнату.
— Доброе утро.
В теплой тьме ночи Абигейл была женщиной. В холодном сиянии утра снова превратилась в никому не нужную старую деву.
Старую деву, сделавшую нескромное предложение незнакомцу… мало того, умолявшую его не останавливаться, продолжать, продолжать…
— Доброе утро, — пробормотала она. Он сбросил с нее одеяло и поднял так, что она вновь оседлала его бедра.
— Не возражаешь?
Не возражаешь? — эхом пронеслось у нее в голове. Вопрос, который она задала, прежде чем тереться о его крепкий жезл своей набухшей плотью.
Плотью, которой она дала имя.
Хочу, чтобы ты коснулся… коснулся моей… моей жемчужины!
Ее мышцы протестующе сжались. Она чувствовала себя так, словно ее насквозь проткнули толстым колом. Его плечи казались совсем коричневыми на белоснежных простынях. Крошечные соски едва проглядывали сквозь черные завитки.
А это означало, что ее груди тоже обнажены и ясно видимы.
Груди, которые он сосал, как изголодавшийся младенец.
Она поспешно прикрылась руками.
Его бедра подались вперед с вполне понятным намерением.
Абигейл охнула. Охнула, потому что он проник в самые глубины ее тела. И еще потому, что невыносимое давление не имело ничего общего с тем, что вошло в ее лоно. Скорее с тем, что наполняло ее мочевой пузырь.
Высвободив правую руку, она уперлась ладонью в волосатую грудь, которую она сосала ночью, как изголодавшийся младенец.
— Собственно говоря, да, возражаю. Видите ли, мне нужно…
Слова не шли с языка.
Абигейл закрыла глаза, униженная до глубины души.
Ибо не существовало способа вежливо объяснить мужчине, пронзившему женщину, что голос натуры иногда важнее зова плоти.
Но тут ее раздумья прервал раскатистый смех. Движения его тела вместе с колыханиями кровати вынуждали ее подскакивать на чрезвычайно твердом отростке, внедренном между ног.
Возмущенно открыв глаза, она подалась вперед, так что голые груди колыхались прямо у его губ. Мозолистые пальцы впились в ее бедра.
— Урок для нас обоих. Мужчина просыпается в полной боевой готовности. А женщинам, как я понял, срочно требуется облегчиться.
Абигейл, сцепив зубы, попыталась слезть с него, но ноги отказывались двигаться. Должно быть, онемели от неудобной позы.
— Прошу прощения, но мне, похоже, нужна ваша помощь… чтобы спуститься.
Загорелая кожа вокруг глаз собралась в морщинки.
— С удовольствием, только сначала мы поднимем тебя…
Сильные ладони сжали ее талию.
— А потом поставим на ноги.
Одним гибким движением он перевернулся и встал на колени. Абигейл не успела охнуть, как он вышел из нее и уложил на спину. И навис над ней так, что его плоть оказалась у ее лица. Такая же впечатляющая, как прошлой ночью.
Схватив одеяло, она поспешно закуталась.
— Спасибо.
Улыбка его стала шире.
— Буря все еще не улеглась.
