– Вам там понравится.
– Но нас могут увидеть вместе!
– Мистер Дюваль не увидит. У него сегодня встреча в Пасадене.
Как это сказал Ньютон: «Проявлять твердость с женщинами»? Он попытался.
– Когда я звонил вам домой, вы решили, что за вами следят. И настаивали, чтобы для наших встреч был благовидный предлог.
– В этот день у меня было желание разыгрывать спектакль. У меня бывают такие дни. Думаю, что не только у меня. Но теперь это неважно.
– Для меня как раз важно. – Она попыталась зажечь сигарету одной рукой, но ничего не вышло. Зик дал ей прикурить от зажигалки. – Послушайте, мисс Хатчинсон…
– Шерли.
– Ну ладно, послушайте. Я веду серьезное расследование, и потому мне нельзя показываться с вами в общественном месте.
– Я с вами в безопасности где бы то ни было.
– Не в этом дело. Если меня идентифицируют и доложат мистеру Дювалю, наше расследование горит синим огнем, а вы попадаете в безвыходное положение.
Она повернула в сторону Беверли-бульвара и поехала через деловой район города.
– Я так вас люблю, когда вы серьезный. Как маленький мальчик, играющий во взрослого.
– Ваш вариант абсолютно не подходит. Вы просто не отдаете себе отчета в том…
– Вы не хотите узнать, что произошло?
С решимостью отчаяния он поуютнее устроился на сиденье. Как объяснить происшедшее начальнику управления Ньютону, другим сотрудникам Бюро? Что он такого сделал, что ему на жизненном пути попалась эта Шерли? В то же время он знал, что сочувствия ни от кого не дождется. Он оказался в обществе блондинки, о которой можно только мечтать. Золотой умницы, если ум мерить лишь показателем коэффициента интеллектуальности. И в то же время женщины, мысли которой меняются, как ветер. А воевать с ветром он не умеет.
– Вы на меня не сердитесь? – Она нежно положила руку на его руку. В это время они входили в поворот, и машина готова была поехать сама по себе. Зик разинул рот, а Шерли отняла руку и вцепилась в руль. – Я никогда не думала, что мне понравится агент ФБР. Я думала, что это неприступные мужчины, глядящие стеклянными глазами и твердо стоящие на своем.
– А я именно такой, – неуверенно возразил Зик.
– Мне было бы очень страшно, если бы рядом не было вас.
Машина подъехала к отелю, отделанному изразцами в мавританском стиле и увитому плющом. Подбежал швейцар. И Зик сделал последнюю попытку:
– Мисс Хатчинсон, умоляю, выслушайте меня.
Она шла вперед. Он семенил за нею через просторный, заставленный пальмами холл в ресторанный зал.
– Келсо, – бросила она метрдотелю. – Зик Келсо. Заказ на двоих.
– Да, мадам. Сюда, пожалуйста.
Их провели за загородку в дальний темный угол ресторана.
– Вы так хотели, мадам?
– Да, спасибо.
Зик сел рядом с ней.
– Правда, тут мило? – заметила она. – Что вы пьете? Он покачал головой.
– Я на работе. По крайней мере, мне так кажется.
– А мне мартини. Очень сухой.
Он профессионально оглядел помещение, не заметил ни одного знакомого лица и ни одного, кто бы глядел на них. Она придвинулась поближе. Когда она прижалась к нему, он стал решать извечную мужскую проблему: повести себя трусом и отодвинуться или оставаться на месте?
Он остался на месте.
Она сказала:
– Когда я пришла утром на работу, я услышала, что он диктует. Я подумала, что он скажет что-нибудь для нас важное, и стала слушать через кондиционер. Нагнулась и стала подкрашивать губы… Спасибо. – Последнее относилось к официантке из бара.
Трус в Зике заставил отодвинуться на дюйм Она продолжала:
– Он всегда пользуется диктофоном. Он поставил его на воспроизведение, чтобы я подумала, что он еще там, а сам незаметно проскользнул в салон. Дюваль застал меня за подслушиванием через систему кондиционирования.
В ответ на настойчиво-конкретные вопросы Зика, она стала вспоминать подробности.
– Все утро я ходила такая напуганная, что все время роняла книгу заказов, а днем не могла есть. После
