Он подал на стол тарелки, потом поставил чашки с блюдцами.
– Тогда в чем дело, Пэтти? Что тебя мучит?
С первых минут сознательной жизни она знала, что отец умеет читать |ее мысли. Он до того точно их узнавал, что становилось страшно. Так было и сейчас.
– Ничего, – еще раз сказала она.
– Что-нибудь с Зиком?
Она кивнула.
– Вчера ночью мы поссорились.
– Навеки?
– Мне не хотелось бы говорить об этом. Не сейчас. Извини и пойми меня.
Он глядел в окно поверх апельсинового дерева.
– Пойду-ка я побреюсь. Мне сегодня надо пораньше быть на работе.
Он направился в ванную. Для отца самое скверное начинается в тот день, когда он снимает с себя функции главы семейства. Когда приходит время отказаться от руководства. Теперь все стоят на своих ногах. И если кто-то из них упадет, тебе их не поднять. Теперь не пойдешь в школу поговорить с учителем. Настало время, когда помочь им уже нельзя, как бы ни хотелось, как бы ни ощущалась их боль.
Пэтти варила новую порцию кофе, когда вплыла Ингрид.
– Застегни мне молнию, сестренка, – попросила она. На ней было легкое голубое летнее платье. – Если у меня когда-нибудь будет свой дом, – продолжала Ингрид, – то там будет десять комнат и в каждой ванна. Папа бреется, а в очереди уже стоит Майк. А где Д.К.?
– Часов в пять он попросился на улицу.
– В пять! Значит, ты не спала. Я знала, что ты не уснешь, и я рада, потому что ты должна обо всем как следует подумать. Если бы такое случилось со мной, я бы сказала себе…
– Мне все равно, что бы ты сказала себе.
– Прости, сестрица. Зик – это чудо. Такого ты никогда больше не встретишь, и нельзя просто так взять и пройти мимо. Если бы он был не таким старым, я бы сама вышла за него замуж.
Она на цыпочках подошла к задней двери. Открыла и свистнула.
– Интересно! Куда же подевался наш кот? Да, забыла тебе сказать, Зик хочет взять его еще раз сегодня вечером. Он просит не выпускать его целый день, дать ему возможность хорошо отдохнуть и успокоить нервы.
Пэтти включила кофеварку в сеть.
– Дело твое. Меня дома не будет. У меня свидание с Грегом.
– С Грегом! – в ужасе отозвалась Ингрид. – Ты идешь на свидание с ним просто назло Зику. В нашем школьном курсе человеческих отношений подробно говорится об этом. Последствия такого поступка бывают ужасными. Дело не в том, что Грег неинтересен, но если заглянуть в будущее, когда вам с Зиком будет уже за тридцать и физическая привлекательность потеряет свое значение… Как я уже сказала, Грег – интересный мужчина, и я бы вышла за него замуж, если бы не Зик, но такого, как Зик, не найдешь, второго такого на свете нет.
Пэтти с раздражением предложила:
– Почему бы тебе не выйти замуж сразу за обоих и тем самым решить за меня все проблемы?
– Сестренка, ты знаешь, что я просто хочу тебе помочь. Ты смотришь на ситуацию лишь со своей колокольни. До тебя не доходит, что сейчас мы решаем вопрос на всю жизнь, кто станет моим шурином.
– И моим, – подал голос Майк, энергично врываясь в комнату. – Доброе утро, – сказал он сестрам. И продолжил: – Свой голос я подаю за ФБР.
– Он подслушивал, – с упреком произнесла Ингрид. – Он стоял в холле и подслушивал.
– Мне придется снять напрокат римский цирк, – горько заметила Пэтти. – Тебя хочет видеть Грег. Прямо сейчас.
– Грег? С какой стати?
– Откуда мне знать? Он тут шнырял в кустах под моим окном в пять часов утра.
– Зачем? – спросила Ингрид.
– Пойду выясню, – сказал Майк.
Пэтти крикнула вдогонку:
– Завтрак через десять минут. Слышишь, через десять минут!
– Сестренка, – нерешительно заговорила Ингрид, потягивая апельсиновый сок.
– Я сказала – нет.
– Но ты даже не выслушала…
– И все равно – нет. Особенно, когда ты разговариваешь в таком тоне.
Но Ингрид настойчиво продолжала:
