– Когда ты меня так грубо перебила, я хотела тебе сказать: я знаю, что должна в выходные побыть дома и помочь по хозяйству, но наши одноклассники собираются поехать в больницу в Камарильо побеседовать с группой умственно отсталых девушек и выяснить, нельзя ли заинтересовать их шитьем или рукоделием, чтобы они не замыкались в себе. Ты знаешь, это помогает.
– А Джимми едет?
– Не может. Он участвует в соревнованиях. Гонки за лидером.
– А если бы вы отложили поездку на неделю?
– Бог ты мой, сестренка, тебе бы прокурором работать. Ты так умеешь вывернуть все шиворот- навыворот, что получается, будто Джимми не заинтересован в помощи больным людям.
– А разве это его интересует?
Ингрид задумалась.
– Ну, у нас просто разный образ мыслей.
– Разный, – сказала Пэтти. – В общем, если тебе надо будет куда-нибудь поехать в любую из суббот…
Ингрид стала тискать Пэтти.
– Спасибо, сестренка. – Она подошла к двери и снова свистнула, вызывая Д.К. – Когда наша бездонная бочка не приходит к завтраку, что-то не так. Как ты думаешь, не поставил ли Грег новую западню?
Майк вернулся вовремя и первым уселся за стол.
– Грег, – закричал он, – Грег – мировой парень из самых мировых! На большой! Таких мужиков на свете больше нет! Кроме, конечно, папы.
– Сколько? – спросила Пэтти.
– Сколько чего?
– Сколько он тебе платит за рекламу своих добродетелей?
– Ни единого цента. Клянусь…
– Значит, у тебя неприятности, а он тебя выручает.
Лицо у Майка вытянулось. От продолжения допроса его спас приход отца, который приглаживал рукой волосы.
– Почему они растут кустами? Я могу их только расправить.
Когда все расселись за столом, отец сказал:
– Сегодня, Майк, твоя очередь.
Произнося ежедневную молитву, Майк был весьма прямолинеен. Он выступал, как бухгалтер, благодарящий Господа за каждое конкретное благо. Сегодня он помянул Грега и козла.
Когда Майк кончил, Джордж Рэндалл обильно намазал патокой гречневый кекс.
– Поскольку среди прочего ты поднял вопрос о козле, то не буду задавать вопрос, что именно он делает перед фасадом нашего дома, ибо я никогда не поощрял неправды. Но позволю себе все же спросить, является ли он постоянным жителем нашего двора или временным его обитателем?
Тут заговорила Ингрид.
– Это «козел отпущения». Он тут остался после вечеринки. После уроков я отведу его домой.
– Лучше бы это была корова, – произнес Майк, запихивая в рот горячий кекс. – Вы знаете, что у коровы четыре желудка? По-латыни они называются «румен», «ретикулум», «омасум» и «абомасум». Представляете себе, сколько она может одновременно заглотать горячих кексов?
Ингрид решила, что стареет. Она припомнила, как давным-давно сама любила выражаться подобным образом и считала это весьма шикарным.
– Не знаю, что бы мы делали, если бы ты нас не просвещал.
В эту минуту Ингрид, идя к плите, наступила на что-то скользкое. Увидев, на что она наступила, Ингрид разинула рот и плюхнулась на ближайший стул.
– Она встала на мою лучшую улитку, – укоризненно произнес Майк.
– Майк! – рассердилась Пэтти. – Я же предупредила тебя, что если я опять увижу в доме улиток…
– Улиток? – вышел из себя Джордж Рэндалл.
Майк стал взывать к здравому смыслу.
– Папа, ты же деловой человек и поймешь меня. За каждую беговую улитку я получаю доллар. У нас в Вудлэнд-Хиллз будут дерби улиток, и я их тренирую. Это товар, на который существует спрос у покупателей от шести до восьми лет.
– А мне все равно, хоть для дерби в Кентукки, – сказала Пэтти, – улиток из дома надо убрать.
В дверь позвонили.
– А это еще кто? – резко спросила она. У двери она на миг замерла. Сердце сильно билось. А вдруг это Зик? Она поспешно стала придумывать подходящие слова.
Это оказался Мервин в сопровождении мальчика такого же возраста.
– Можно посмотреть на моего кролика? – Он показал на спутника:
