– Хорошо сказано, Козимо.
– К несчастью, я не могу присвоить эти слова. Они принадлежат кому-то другому.
Монах приблизился к ней, и Джессика протянула ему руку, не боясь больше, что тот может что-то сделать с ней. Его рука была теплой и сильной, загорелой и мозолистой, но рукопожатие было нежным.
– Открой свое сердце Николо, – настаивал брат Козимо. – Что плохого он может сделать?
– Посмеяться!..
– Разве это тот смех, которого ты действительно боишься, или есть еще что-то?
– Я не могу последовать твоему совету. Монах взглянул на ее руку и слегка погладил ее тыльную сторону большим пальцем, – А ты не боишься, что он покинет тебя? Джессику передернуло.
– Глубоко внутри, леди ночи, ты не боишься, что Николо оставит тебя снова?
Правда поразила Джессику, как удар грома. Ее бросила мать, затем фактически и отец оставил ее. Коул тоже ее оставил. Милостивый Боже, она же останется одна после того, как Коул покинет Мосс-Клифф. Джессика еще никогда не позволяла себе осознать свою зависимость от него. Она жила, как будто ничего не задевало ее, стремилась к карьере с настойчивостью, порожденной необходимостью избежать глубокой эмоциональной бреши в ее жизни. Неудивительно, что Джессика никогда не находила полного удовлетворения ни с одним мужчиной. Она оставила свое сердце в Мосс-Клиффе тринадцать лет назад.
Джессика отстранилась, но Козимо не разрешил ей.
– Ты думаешь, если Николо не любит тебя, то он наверняка уедет и ты снова останешься одна.
– Нет, – вздохнула Джессика.
– Но ты не можешь больше выносить свое одиночество. – Нет...
– Ты боишься рисковать, не зная, получишь ты любовь или одиночество.
Она кивнула опущенной головой, пораженная пониманием монаха.
– Скажи ему о твоих чувствах, Джессика.
– Я не могу. У него есть Люси.
– Ты уверена? И ты не будешь бороться за сердце Николо?
– Что ты хочешь сказать?
– Если ты его любишь, сражайся за него. И за себя. Держу пари, ты не будешь сражаться за что-нибудь только для себя в течение всей жизни. За твоего отца, конечно, и за других людей, но не за Джессику Ворд.
Джессика безмолвно смотрела на монаха. Он был прав. Она усвоила, что ничего не нужно ждать от жизни. А ничего не ожидая, она ничего и не требовала.
– Настало время просить что-нибудь от жизни, Джессика, требовать чего-то для себя.
Она опустила голову и молчала, слишком взволнованная, чтобы отвечать.
Козимо вздохнул и сжал ее руку, какое-то время стоя, как темная башня, перед ней. Она была благодарна за то, что он здесь, за слова и совет. Всю свою жизнь Джессика ни на кого не могла положиться, кому-то доверяться или найти утешение. Его присутствие дало ей надежду и силу.
– Как ты мог так хорошо узнать меня?
– О! – Он потрепал ее по руке и сознался:
– Я думаю, мы с тобой старые друзья, Джессика.
– Каким образом?
– Вероятно, земное существование подразумевает перекрещивающиеся пути и больше, чем в одном случае. Наши пути пересекались в прошлом.
– Это то, чего ты хотел добиться прошлой ночью?
– Да, но ты, кажется, не вспомнила другой путь, поэтому я не буду принуждать тебя к этому снова.
Джессика скрестила руки, не расположенная позволять себе хоть что-то вспомнить о Козимо.
– Я должен идти. Спокойной ночи, Джессика.
– Спокойной ночи и спасибо тебе, Козимо. Я... я чувствую себя намного лучше теперь, поговорив с тобой.
– Я рад.
– Я увижу тебя завтра?
– Если ты так желаешь.
– Козимо.
– Да?
– Откуда у тебя столько мудрости?
– У меня было много времени для раздумий.
Джессика провела следующее утро, убираясь в доме и выпекая печенье. Она думала о своей работе, о том, как доказать и обосновать, что комета, которую она видела на картинах и фресках, минует землю через тринадцать лет. У нее осталось только шесть дней до отъезда в Калифорнию, а она написала меньше пяти
