— Подождем.
— Но вдруг…
— Это мы узнаем, когда появится полиция.
— Нечего сказать — в самое время!
— Нет, Дэвит, время на этом остановится, и мы закончим наши земные приключения здесь — и вы, и я, потому что, представьте себе, у меня нет ни малейшего желания снова вкусить тюремных наслаждений.
— У вас — нет, но у меня…
Дункан вытащил пистолет и спокойно навел дуло на своего приспешника.
— Моя судьба будет вашей, Питер, независимо от того, нравится вам это или нет.
И, повернувшись с улыбкой к Патриции, Дункан добавил:
— Не рассчитывайте, что я оставлю вас одну, дорогая. Пожалуй, вы и в мире ином мне пригодитесь.
Телефонный звонок взорвал царившее в кабинете напряжение. Джек взял трубку левой рукой.
— Да? Прекрасно!.. Он один? Тогда пусть поднимется.
Повесив трубку, Дункан объявил:
— Мистер Мак-Намара, краса и гордость Томинтула, прибыл… в одиночестве…
Все замолчали, но чувства были настолько напряжены, что в наступившей тишине каждый ощущал приближение шотландца задолго до того, как на лестнице послышались его шаги. Наконец тяжелая поступь Малькольма, чуть приглушенная толстым ковром, стала слышна отчетливо. Дункан, Дэвит и Патриция застыли, устремив глаза на дверь. Дверь распахнулась, и на пороге показался Малькольм Мак-Намара.
— Что случилось? — спросил он, увидев бледные, напряженные лица. При этом у него был такой огорошенный вид, что все трое облегченно вздохнули.
— Вы один? — поинтересовался Дункан.
— Один? Что за вопрос? А кого бы вы хотели, чтобы я с собой прихватил? Вот, держите ваш бесценный пакет. Могли бы предупредить, что там конфеты. По вашей милости я выглядел в полиции круглым идиотом! Фараоны катались со смеху, они, видите ли, не думали, что шотландцы питаются леденцами, как лондонские ребятишки! Я даже чуть не рассердился, потому что, понимаете ли, должен же быть этому какой-то предел!
Из всех присутствующих, кажется, только Дэвит не поверил в искренность шотландца.
— Какого черта вам понадобилось дуть в эту чертову трубку посреди проспекта? Вы не нашли бы ничего лучшего, если бы очень хотели попасть в полицию!
— Но я и в самом деле хотел туда попасть, старина!
Питер выругался и хотел было излить все накопившееся негодование на голову Малькольма, но Дункан велел ему замолчать.
— На сегодня мы вас слышали достаточно, Дэвит!.. Мистер Мак-Намара, мисс Поттер и я будем счастливы выслушать ваши объяснения.
Шотландец опустился в кресло и в первую очередь обратился к Патриции:
— Еще двадцать четыре часа, детка, — и мы мчимся в Томинтул!
К великому удивлению Мак-Намары, Патриция разрыдалась. Он встал, подошел к ней, ласково положил руку ей на плечо и спросил:
— Вы чем-то расстроены, детка?
Эта сцена страшно действовала Дункану на нервы, и он с нетерпением ждал, когда же пролетят эти сутки и можно будет наконец отвести душу, раз и навсегда уничтожив эту сентиментальную гориллу. Да и Патриция свое получит! Тем временем Питер, от внимания которого ничего не ускользало, чувствовал себя на вершине блаженства.
Спокойный голос Малькольма, как покровом, окутывал Патрицию, и она вдруг почувствовала себя в безопасности. Девушка уже готова была все ему рассказать, но встретилась глазами с Дунканом и прочла в его взгляде готовность немедленно убить обоих, поэтому лишь устало пробормотала:
— Нет, уверяю вас… ничего не случилось… это нервно…
— Когда вы будете в Томинтуле…
Тут Дункан потерял свое обычное хладнокровие и грохнул кулаком по столу.
— Черт бы побрал все на свете! — заорал он. — Сейчас не время нашептывать нежности мисс Поттер, Мак-Намара. Я задал вам вопрос и прошу на него ответить, да побыстрее!
Шотландец медленно подошел к столу Дункана и, внимательно посмотрев Джеку в лицо, спросил:
— Вы что, старина, тоже страдаете нервами, а?
Дункан побледнел, что означало ту запредельную степень бешенства, когда он переставал отвечать за свои поступки, и Патриция испугалась, что, окончательно потеряв самообладание, бандит выстрелит в ничего не подозревающего Малькольма. К счастью, в ту долю секунды, которая отделяла вопрос шотландца от движения, необходимого Дункану, чтобы выхватить пистолет, Мак-Намара снова благодушно заговорил:
— Сказать по правде, старина, я малость волновался… Мне кажется, эти лондонские фараоны как будто слишком мной интересуются… Ну я и сказал себе, что завтра, когда понесу настоящий пакет, могу попасть впросак… вот и решил перенести это дело на сегодня.
— Зачем?
— Я подумал, что самое опасное место — на подступах к Сохо, и не ошибся, верно?
— Согласен.
— Идея была такая: мой вид и так привлекает внимание фараонов, а уж если я на улице заиграю на волынке — меня точно загребут. Там меня примут за последнего олуха, а я буду вести себя так, чтобы они открыли пакет. Все так и вышло. Как же они потешались надо мной, старина! Зато теперь никому в голову не придет меня заподозрить, наоборот — меня жалеют и очень дружелюбно ко мне настроены. Значит, завтра, когда я буду проходить мимо, полицейские подумают: «Глядите-ка, опять этот дурень шотландец!» — и если я не стану играть на волынке, то спокойненько пронесу у них под носом сверток. Я даже не удивлюсь, если мне скажут что-нибудь приятное!
— Я думаю, Питер, — обратился Дункан к Дэвиту, — вам стоят поучиться у нашего друга стратегии и тактике.
И, снова повернувшись к шотландцу, хозяин «Гавайской пальмы» заметил:
— А знаете, Мак-Намара, вы удивительно предприимчивы!
Малькольм самодовольно усмехнулся:
— В Томинтуле, если что не так, за советом всегда приходят ко мне. То есть — ясное дело — те, у кого хватает на это мозгов!
Вернувшись в «Нью Фэшэнэбл», где, несмотря на смерть Блума, все шло своим чередом, Мак-Намара увидел Эдмунда. Тот, видимо, был так сильно чем-то расстроен, что пытался утопить огорчение, беззастенчиво поглощая виски покойного хозяина гостиницы. Шотландцу без труда удалось вызвать его на задушевный разговор, тем более что старик — то ли под действием винных паров, то ли от сильных переживаний — и сам был склонен к излияниям.
— Жизнь — пресволочная штука, даже черт знает какая сволочная штука, сэр, если хотите знать мое мнение. — Вот только что приходил паренек… совсем еще зеленый… и, похоже, когда-то был вполне порядочным… Господи, как противно! С ним была жуткая истерика, хуже — припадок.
— Что это на него нашло?
— Он узнал, что Сэм помер.
— Родственник?
— Нет, клиент.
Шотландец недоверчиво взглянул на собеседника.
— Ну это вы загнули, старина! Неужели вы будете уверять меня, что постояльцы так любили Блума…
— Да нет же! Для Сэма гостиница была только вывеской, а на самом деле он торговал наркотиками. Понимаете? И этот сегодняшний паренек — наркаш.
— Как же он не знал о смерти Блума? Все газеты только об этом и пишут…
