— Отлично… Нам совершенно незачем торопиться… Не знаю, как вы, мэм, а я терпеть не могу, когда меня подталкивают.
— Согласна с вами, инспектор. Когда вы постучали, я как раз собиралась пить чай… Хотите составить мне компанию?
— Почему бы и нет?
Они перешли в гостиную, и старая дама предложила гостю сесть в кресло напротив нее.
— Рецепт заварки я получила от бабушки, — объяснила она, наливая чай. — Надеюсь, вам понравится.
— Во всяком случае, пахнет очень хорошо.
Оба пили чай с видимым удовольствием. Наконец армянин, удовлетворенно вздохнув, опустил чашку.
— Восхитительно, миссис Лайтфизер… Как жаль…
— Простите?
— Жаль, что мне предстоит выполнить столь неприятную миссию. Но в вашем возрасте, миссис Лайтфизер, вам наверняка известно, что, если дело решенное, ничего не изменишь…
— Боюсь, я не очень хорошо вас понимаю…
— Вы боитесь смерти, миссис Лайтфизер?
— Смерти? Не думаю… Но могу я узнать, с какой целью вы задали мне подобный вопрос?
— Потому что я пришел сюда убить вас, миссис Лайтфизер.
— А?
— Я очень надеюсь, что вы не станете портить дело криками или любыми другими попытками такого рода… Если вы согласитесь вести себя разумно, я покажу вам, что более опытного в этом деле человека трудно найти. Не стану утверждать, будто смерть от моей руки — удовольствие, но, в конце концов, при разумном подходе вы практически ничего не почувствуете.
Старая дама как будто бы не особенно испугалась. Она допила чай, поставила чашку на блюдце и аккуратно вытерла губы.
— Хотите кусочек кекса, господин инспектор?
При всем своем хладнокровии Багдасарьян слегка растерялся.
— Но, миссис Лайтфизер, разве вы не поняли, что я…
— Да-да! Вы пришли меня убить, правильно? Отлично. Я думаю, вы приняли все возможные меры, и мои попытки спастись ровно ни к чему бы не привели? Согласитесь, однако, что это вовсе не повод лишать меня последнего наслаждения в этой жизни — например, съесть вот этот кусочек кекса…
Армянин поклонился.
— Позвольте заверить вас, миссис Лайтфизер, что вы были бы достойны родиться в Советском Союзе и что я глубоко сожалею о печальном долге, который мне предстоит выполнить.
— Я совершенно не понимаю, при чем тут Советский Союз, но, вероятно, задавать вопросы — слишком поздно. Тем не менее мне хотелось бы узнать от вас, какую ошибку я совершила и кому причинила вред. Короче говоря, чем я заслужила такое наказание?
— Это не наказание, миссис Лайтфизер, и мне было бы в самом деле досадно, если бы вы рассматривали свое исчезновение именно так. Вы падете, как солдат… потому что случаю было угодно сделать так, чтобы вы появились на свет здесь, а не там… Скажем, вы умираете по причинам международного характера, миссис Лайтфизер.
— Удивительно… Мой отец был йоркширским пастором, мать — учительницей… Муж торговал шерстью в Манчестере… Вот уж никогда бы не подумала, что такие незаметные люди с их более чем обыденным существованием способны бросить тень на кого-то или что-то в международном масштабе! Я не смею сказать, что довольна ожидающей меня судьбой, но, прошу прощения, она мне немного льстит… Жаль, что никто, кроме нас с вами, об этом не догадывается…
— Позвольте признаться, миссис Лайтфизер, что вы нравитесь мне все больше и больше…
— Я очень тронута, мистер…
— Тер-Багдасарьян.
— Мистер Багдасарьян, а моя дочь? Вы и ее тоже…
— Нет-нет! Напротив! Я обещаю, что вашу дочь ждет очень счастливая судьба. Даю вам слово!
— Благодарю. Для матери это самое главное, не так ли?
— Для капиталистической матери — конечно… Вы согласны предупредить меня, когда подготовитесь?
— А вы спешите?
— Не то чтобы очень, но все же… слишком задерживаться было бы не совсем естественно, правда?
— Разумеется. Но все же давайте допьем чай, хорошо?
— С удовольствием.
Миссис Лайтфизер вылила в чашку гостя почти всю заварку. Получилось слишком крепко.
— О, прошу прощения… Мне следовало бы подлить горячей воды. Но если положить побольше сахара…
— Я обожаю очень сладкий чай.
Багдасарьян положил четыре куска сахару, но тем не менее чай показался ему горьковатым. Полагая, что жертва никуда не денется, он попросил:
— Когда вам угодно, чтобы я приступил к делу, миссис Лайтфизер?
— Я прошу отсрочки всего на двадцать минут — надо же приготовиться к столь неожиданному уходу из этого мира! Вы позволите?
— Договорились, но не больше двадцати минут, хорошо?
— Я думаю, что вполне хватит…
Полночь
Все три часа, что перед его глазами развивалась эпопея Аламо, Гарри переживал настоящую агонию. Он смотрел, как Джон Вэйн и его друзья падают под ударами мексиканцев, но видел лишь миссис Лайтфизер. Каждая шпага, вонзающаяся в тело, каждое копье, пробивающее грудь, наводило на мысль о ноже Тер-Багдасарьяна, который творил в это время свое кровавое дело. Каждое пятно крови, каждая рана внушали ему мысль об иной крови, об иной ране. Виски у него вспотели, и Пенелопу, которую молодой человек держал за руку, сначала удивил, а потом и встревожил его лихорадочный жар. В конце фильма женщина с детьми — единственные, кто остался в живых после резни, — уходят куда-то вдаль, и Комптон усмотрел в этом намек на то, что произойдет с его любимой, когда она обнаружит труп матери. Гарри невольно всхлипнул, но соседи отнесли это на счет фильма. Его сочли человеком на редкость чувствительным, а Пенелопа нежно сжала пальцы, чтобы успокоить. Но это проявление любви еще больше огорчило Комптона, усугубив угрызения совести. Выходя из кино, он куда больше напоминал фонтан, нежели соблазнителя. В метро по дороге в Кентиш Таун, а потом в автобусе Пенни не удалось вытянуть из своего спутника ни единого слова. Она терялась в догадках, что происходит с Гарри, и в конце концов сочла, что молодой человек ни с того ни с сего вдруг на нее рассердился.
Среда, утро 0 часов 45 минут
У подъезда дома на Саус Гроув любопытные не толпились — значит, преступление еще не обнаружилось.
Гарри взмолился, чтобы какой-нибудь природный или рукотворный катаклизм — землетрясение или взрыв атомной бомбы — избавил его от необходимости пережить ближайшие часы. Поднимаясь по лестнице следом за Пенелопой, он думал, что каждый шаг приближает их к окровавленному трупу. Как отреагирует на это девушка? Упадет в обморок? Или взбудоражит громкими криками сначала весь дом, а потом и квартал? Помимо того Комптона очень тревожил допрос, который не преминут учинить инспекторы уголовного отдела Ярда, когда он сообщит об убийстве. Только бы сохранить хладнокровие и выглядеть лишь огорченным, не давая им оснований заподозрить его в преступлении или по меньшей мере соучастии.
Пенелопа сунула ключ в замок и тихо открыла дверь. К огромному удивлению девушки, Гарри оттолкнул ее и вошел первым. Он не хотел, чтобы Пенни без всякой подготовки увидела такое зрелище, как труп ее зарезанной матери… Она недоуменно посмотрела на молодого человека и уже хотела задать вопрос, но
