— Почему же?
— Интуитивно. Или вы отрицаете интуицию?
— Ничуть! Вот, например, в «Тысяче и одной ночи» я прочитал, что «слепец обходит ров, в то время как зрячий туда падает».
Вошел мэтр Парнак.
— Моя жена спасена! — сразу воскликнул он.
Комиссар и инспектор тепло поздравили нотариуса с доброй вестью.
— Я знаю, господа, что должен был бы плясать от радости, ибо, хоть нынче это и вышло из моды, очень люблю свою жену. Однако обстоятельства, которые едва не кончились трагически, не дают мне покоя. Я не могу поверить, что Соня изменяла мне с этим молодым человеком… ведь я пригрел его в своем доме… Нет, будь это так, я бы, наверное, покончил с собой.
— Вы рассуждаете как романтик, мэтр, уж простите, если я вас обидел.
— От великого до смешного… Утратив веру в Сонину порядочность, я бы не смог больше жизнь…
— Странно слышать такие вещи от человека ваших лет.
— Может быть… но уж такой я уродился. Все были против нашего союза, и я бы не хотел смотреть, как они торжествуют победу. А кроме того, мне невыносимо думать, что моя жена могла войти в соглашение с человеком, пытавшимся убить меня…
— Вы имеете в виду Франсуа Лепито?
— А кого же еще, черт возьми!
— В таком случае, зачем ему понадобилось убивать вашего брата, а потом дважды покушаться на мадам Парнак?
— Понятия не имею.
— Я лично почти уверен в невиновности молодого человека.
— Тогда зачем к нему понесло мою жену и откуда у Лепито взялся яд?
— Боюсь, вы смешиваете две совершенно разные вещи, мэтр: с одной стороны, убийство вашего брата и серию неудачных покушений на вашу супругу и на вас, а с другой — отношения мадам Парнак и Франсуа Лепито. Что об этом говорит ваша супруга?
— Признает, что Франсуа по уши влюблен в нее… Заподозрив, что Лепито покушался на мою жизнь из ревности, она пошла его урезонивать.
— А насчет яда?
— Говорит, что и вправду сама его выпила, но лишь после того, как ее уверили, будто это микстура от горла.
— Она проглотила яд в присутствии Лепито?
— Нет.
— Вот видите!
— Да, конечно. Но ведь он же соврал, будто это микстура! Если у Лепито были честные намерения, почему он не сказал, что в пузырьке яд?
— Должен признать, тут кое-что есть…
— Что ж, поймите меня правильно, комиссар, я человек мягкий, но если будет доказано, что этот молодой человек пытался убить и меня и мою жену, я его уничтожу! — И совсем тихо он добавил: — А коли выяснится, что между ними что-то было, я наложу на себя руки.
— Прежде чем употребить крайние меры, давайте подождем заключения доктора Периньяка. Да, забыл у вас спросить, собираетесь ли вы подавать жалобу на Франсуа Лепито?
— Не хочу ничего решать, пока не получу твердое доказательство его виновности.
— А мадам Парнак?
— Она поступит так, как я прикажу. Больше всего мне бы хотелось избежать огласки. А теперь, господа, я возвращаюсь дежурить у постели жены. Я во что бы то ни стало хочу узнать правду.
Лакоссад, по обыкновению, подвел итог беседы.
— Осторожнее, мэтр… Желание любой ценой докопаться до истины погубило многих… Всегда надо помнить совет Пиндара: «Показав лицо, правда отнюдь не всегда выигрывает».
— У меня есть заботы поважнее, чем размышлять над высказываниями Пиндара, инспектор!
— Позвольте заметить, мэтр, это очень грустно!
После чего нотариус удалился в клинику доктора Периньяка.
— Кто бы мог подумать, — заметил Шаллан, — что у представителя сутяжного сословия столь нежная душа!
— Страсти не вяжутся со здравым смыслом…
— Однако нам нужен кто-то, способный мыслить логически. У меня есть предчувствие, Ансельм, что, разгадав тайну пузырька с ядом, мы бы очень продвинулись к конечной цели. Почему в комнате Лепито оказался яд? Откуда он его взял? И если молодой человек сказал правду, то кто и с какой целью принес пузырек? Ведь в конце концов подобные подарки не делают без соответствующей просьбы!
Появление доктора Периньяка прервало едва начавшийся разговор. Впрочем, было заранее ясно, что пока обсуждать тему яда бессмысленно — все равно не на чем построить хотя бы мало-мальски устойчивую конструкцию. Но и рассказ врача разочаровал полицейских — они ожидали гораздо большего.
— Ну, доктор, судя по тому, что сообщил нам мсье Парнак, дело обошлось легким испугом?
— Позвольте не согласиться с вами, комиссар. Даже если попытка отравления сорвалась, она все же остается преступлением.
— Разумеется. Но в этом-то и весь вопрос! Была ли в самом деле попытка отравления!
— По-моему, факты…
— То-то и оно, что факты ровно ничего не доказывают, во всяком случае, твердой уверенности у нас нет. Ваша больная сама признает, что никто не заставлял ее пить из пузырька.
— Вы играете в слова! Представьте себе, что вы налили мне яду, сказав, что это портвейн, а потом вышли из комнаты. Сам ли я выпью отраву, или вы мне ее поднесете — в любом случае это будет убийство, и притом умышленное. Разве не так?
— Конечно, но, насколько я знаю, Лепито вовсе не предлагал мадам Парнак отведать микстуры! Разве он знал, что у жены нотариуса болит горло?
— Честное слово, понятия не имею… Наверное, нет.
— Тогда вам придется согласиться, что вряд ли Лепито приготовил яд специально для мадам Парнак. Скорее, можно было предположить, что ей вовсе не захочется пить микстуру. А кстати, что там был за яд?
— Дигиталин. Мадам Парнак спасло лишь своевременное промывание желудка — мучительное и очень эффективное средство.
— А где яд?
— Я оставил его в клинике.
— Вам следовало принести пузырек сюда.
— Пожалуйста, за ним можно послать. Насколько я понимаю, вы не уверены в виновности этого Лепито?
— Нет, не уверен.
— А как же нападение на мадам Парнак в саду? Или, по-вашему, она сама разбила себе голову?
— Естественно, нет.
— Так вот, я считаю, что Лепито виноват в обоих преступлениях!
— Что же его к этому побудило?
— Ревность! Он влюблен в мадам Парнак, но та не хотела нарушить супружеский долг. Вот Лепито и мстил ей за равнодушие!
— Значит, взорвать мэтра Парнака пытался тоже он?
— По-моему, это очевидно.
— Допустим, вы правы, доктор. Попытки убить мсье и мадам Парнак таким образом объясняются, но как быть с убийством мсье Дезире?
— С убийством м…
— Да-да, мсье Дезире.
