— С нами, мессер, — последовал короткий ответ.
Бедолага переводил взгляд с одного бородатого лица на другое, затем, отбросив одеяло, вылез из постели. Солдат набросил ему на плечи плащ.
— Пошли.
— Но моя одежда? Как я могу пойти раздетым?
— Она вам не понадобится, мессер. Пошли.
Оцепенев от страха, в полной уверенности, что пришел его последний час, Джанлука, окруженный солдатами, босиком проследовал по длинным ледяным коридорам, темной лестнице и оказался в зале, в котором накануне говорил с герцогом.
Герцог подготовился к новой встрече, ибо рассчитывал нагнать страху на делла Пьеве, дабы получить необходимые ему сведения, не прибегая к пытке.
Затянутый в черное стол у стены. За ним — мужчина, также весь в черном, по виду монах. Справа и слева от него писари, с перьями, чернилами, бумагой. Лишь два канделябра, с шестью свечами каждый, на столе. Так что большая часть зала тонула в глубоком мраке.
В дальнем конце на трехногой металлической подставке стояла жаровня, полная раскаленных докрасна углей. Тут Джанлука содрогнулся: он увидел деревянные ручки каких-то инструментов, воткнутых в угли.
Напротив черного стола с блоков, едва видимых в темноте, свисали толстые веревки. Дыба, понял Джанлука. Под веревками переминались с ноги на ногу два мускулистых мужика в кожаных безрукавках на голое тело.
Между дыбой и столом, в наиболее освещенном месте, стоял Чезаре Борджа в красном халате, засунув большие пальцы рук за шелковый пояс, в красной же шапочке на голове. Глаза его с грустью смотрели на делла Пьеве.
Молодой ассизиец обмер. Теперь-то он понимал, с какой целью его выволокли из кровати. Глубоко вздохнул, чтобы хоть как-то умерить биение сердца, рвущегося из груди. Было попятился, но затянутая в кожу рука солдата остановила его.
Полная тишина, никто не произнес ни слова, холод, мрак, выставленные на показ орудия пыток, что ж, герцогу удалось добиться желаемого — душа делла Пьеве ушла в пятки. А по знаку Борджа помощники палача сменили солдат, которые отдали честь, повернулись и покинули зал.
А Джанлуку подвели к столу и поставили перед мужчиной в черном.
— Мессер Джанлука делла Пьеве, — ледяной голос нарушил тишину, — вы обвиняетесь в участии в заговоре графа Гвидо дельи Сперанцони, правителя Солиньолы, направленном против его светлости Чезаре Борджа, герцога Валентино и Романьи. Здесь, в Ассизи, вы готовили покушение на жизнь его светлости и посему заслуживаете смерти. Но вы заслуживаете и большего наказания, ибо его светлость — главнокомандующий армии святой церкви и воюет он во славу святого престола. То есть выступили вы не только против его светлости, но и против Бога и его посланника на земле, папы римского. Но его светлость во имя Господа нашего готов вас простить при условии вашего чистосердечного признания.
Голос смолк, но эхо все еще отдавалось под сводчатым потолком. Голова Джанлуки упала.
— Оглянись, — вновь загремел голос, — и ты увидишь, что у нас есть средства развязать тебе язык, если ты заупрямишься.
Но Джанлука не оглянулся. Он и так знал, что находится у него за спиной. По телу его пробежала дрожь. Но он продолжал молчать.
По знаку ведущего допрос с плеч Джанлуки сорвали плащ, оставив его в одной ночной рубашке. Сильные руки схватили его, развернули и потащили к дыбе. Делла Пьеве попытался вырваться.
— Нет, нет! — взмолился он.
Внезапно Борджа подал голос.
— Подождите! — и заступил им путь.
Помощники палача тут же отпустили Джанлуку и отступили, оставив его лицом к лицу с герцогом.
— Мессер делла Пьеве, — Борджа положил руку на плечо ассизийца, — подумайте, на что вы идете, что вас ждет. Наверное, вы чего-то недопонимаете. Вы же знаете, что делает с человеком дыба. Наверное, видели, как она вырывает руки из плеч.
И его пальцы стиснули плечо Джанлуки, да так, что тот вскрикнул от боли. А герцог ослабил хватку и улыбнулся.
— Вы же не из тех, кто может выдержать пытку. Гарантирую вам, в конце концов вы заговорите. Но что, по-вашему, за этим последует? Ваше освобождение? Отнюдь. Едва веревки дыбы стянут ваши запястья, участь вашу будет определять закон. А закон, заставив вас говорить на дыбе, затем обречет на вечное молчание. Подумайте об этом. С дыбы вам останется лишь один путь — на виселицу. Вы молоды, жизнь может многое вам предложить, а молчание ваше не принесет пользы, как и ваши слова не предадут никого из тех, кто еще не предан. Так что принесенная вами жертва будет напрасной.
Лицо Джанлуки посерело, глаза затравленно смотрели на Борджа.
— Если бы… если бы я мог в это поверить! — пробормотал он.
— Убедить вас не составит для меня никакого труда/ Тем самым я могу и показать, что ничуть не заинтересован в вашей смерти. Наоборот, пытаюсь вас спасти.
Мадонна Пантазилия дельи Сперанцони уже раскинула сеть, в которой мне суждено запутаться. Утром она привлекла к себе мое внимание. Вечером отправила письмо отцу, в котором сообщала об удачном начале. Она полагает, что не пройдет и недели, как я окажусь у нее в руках.
Зная все это, едва ли я попаду в расставленную ими ловушку. Что же такого существенного к уже известному нам можете вы добавить, раз предпочитаете молчать даже под угрозой пытки?
Джанлуку передернуло.
— Что я могу добавить? Вы и так знаете больше меня. А может, вы хотите использовать мои показания против мадонны Пантазилии? — неожиданно осенило делла Пьеве.
— Доказательств ее вины у меня хватает и без этого. Хотя бы письмо, посланное ею отцу. Лишь оно одно обрекает ее на казнь. Нет, нет. От вас мне нужно другое. Меня интересует суть их замысла. Какую ловушку приготовили они мне? Вы, я думаю, понимаете, что в сложившейся ситуации ваши слова уже не принесут вреда ни графу Гвидо, ни его дочери.
— Но… если это все…
— Истинно так, — кивнул Чезаре. — Сущий пустяк. Выбор ваш. Можете предпочесть дыбу. Возможно ли с моей стороны большее великодушие? Скажете, о чем я прошу, и вас отведут в вашу комнату. Там вы пробудете до взятия Солиньолы, это лишь мера предосторожности, а затем обретете свободу. Будете молчать… — герцог пожал плечами и указал на серые веревки.
На том все и кончилось. Делла Пьеве осознал, что упорствовать без толку. Жертвуя собой, он ничего не добьется. Да , и стоит ли отдавать жизнь ради женщины, которая посмеялась над его любовью и использовала, помыкала им, как жалким простолюдином. И он выложил герцогу ту малость, которую желал знать его светлость: мадонна Пантазилия прибыла в Ассизи, чтобы завлечь его в свои объятия, а затем похитить и вывезти в Сиену.
На следующий день, в одиннадцать утра, ко дворцу делла Пьеве прибыл паж герцога. Он принес письмо, написанное лично Борджа, в котором тот смиренно просил разрешения навестить монну Эуфемию Брасси и справиться о ее здоровье.
Когда Пантазилия читала письмо, глаза ее радостно сверкали. Все складывалось как нельзя лучше. Удача наконец-то отвернулась от Борджа, оставив его один на один с врагами.
Разрешение посетить ее герцог получил без промедления и несколько часов спустя, оставив свиту на площади перед дворцом, вошел к ней один.
В великолепном наряде, как и должно кавалеру, ухаживающему за благородной дамой. Расшитый золотом камзол, один чулок белоснежный, второй небесно-голубой. Пояс и ножны сверкали драгоценными камнями.
Пантазилия приняла его в зале, окна которого выходили на садовые террасы. Мозаичный пол устилали восточные ковры. Стены украшали дорогие гобелены. На столике черного дерева лежали книги, соседствуя с лютней и статуэтками из слоновой кости. Две женщины у камина вышивали напрестольную пелену, а сама мадонна возлежала на низкой кушетке.
