он.
— Найдем невесту. Не беспокойтесь, господа купцы, произошла ошибка, — сказал маршал, сдерживая ярость. — Прошу вас, господа, окажите честь хозяину, пейте.
Купцы церемонно поклонились и глотнули из золотых кубков.
— Мы, господа купцы, великое, могучее государство. Сильнее и богаче никого нет на свете. У нас восемьдесят пять городов, тысяча четыреста немецких деревень, не считая прусских и польских. Все наши горожане, — с важностью говорил маршал, — живут под хорошей охраной; прелаты, вассалы и простонародье не нарадуются миру и справедливости. Мы никого не давим, ни на кого не налагаем беззаконных тягот, мы не требуем того, что нам не принадлежит, и все, благодаря богу, управляются нами с одинаковой благосклонностью и справедливостью.
Фома Сбитень зашевелил пальцами в густой бороде. Слишком уж слова великого маршала расходились с тем, что происходило в стране.
— Ваше священство, мы встретили простых ремесленников и хлебопашцев — пруссов, они жаловались на многие несправедливости и обиды от ордена.
— Пруссы — язычники, они должны благодарить бога за то, что дышат одним с нами воздухом.
— Но ведь здесь их земля, — не унимался старик, — они жили на этих землях с незапамятных времен. Большинство вы насильно окрестили в католическую веру. Мы, русские, хорошо знаем пруссов… Наши деды и прадеды всегда дружили с ними.
— Эта земля немецкая и всегда будет немецкой! — грозно сдвинув брови, сказал Конрад Валленрод. — Она принадлежит славному ордену святой девы Марии. Языческие народы будут сметены с лица земли, если они глухи к слову господню. Наш орден — это церковь, оружие и деньги, неразрывно соединенные вместе. Наши монастыри — это крепости и замки. Разве есть на земле где-нибудь такая сила? Мы можем выставить в самый короткий срок тысячу благородных рыцарей в отличной броне, на горячих жеребцах. Каждый рыцарь ведет за собой десять вооруженных солдат. А еще сколько войска по нашему слову выставят города и селения! Но это не все. Мы богаты. На наши деньги можно содержать много наемных солдат.
Андрейша подумал, что крестоносцы много лет воюют с Литвой и ничего не могут с ней сделать. Нередко бывало, что литовские князья разбивали рыцарей и загоняли их в замки. Но сейчас он предпочел молчать и слушать. Больше всего Андрейшу беспокоила судьба Людмилы.
А великий маршал продолжал хвастаться:
— Мы захватили в свои руки все понизовье реки Вислы. А по ней идет главное движение грузов из Польши и из других стран. Мы запрещаем иностранцам перевозить самостоятельно грузы по этой реке. Немецкое общество привисленских судохозяев получило от нас большую денежную помощь с условием строить все пристани только на прусском, правом берегу. Это обижает поляков, а нам на это наплевать. Они жалуются папе на орден — пусть жалуются. Все равно польским купцам придется перевозить свои товары на немецких судах… У нас в конюшнях шестнадцать тысяч отличных лошадей. На конских заводах мы производим новые породы. В нашей благословенной богом стране почти четыре сотни мельниц. Мы двинемся дальше. На восток от Немана и до самых татар много еще не заселенных областей.
— Но там живут русские! — сказал Андрейша.
— Ха… раздробленная Русь. Русские платят дань ханам или литовскому князю… К востоку от нас народы живут смутной жизнью первобытных людей. В этом трудность и величие немцев-завоевателей. История за нас.
Андрейша все меньше и меньше вникал в смысл слов, изрекаемых великим маршалом. Тревожные мысли о Людмиле не давали ему покоя.
Домашний комтур, почтительно изгибаясь и приседая, приблизился к Конраду Валленроду и тихо сказал ему несколько слов. Великий маршал махнул рукой и отвернулся, желая показать, что разговор окончен.
Вслед за комтуром вошел эконом Генрих фон Ален и обратился к маршалу. Они несколько минут беседовали вполголоса.
Конрад Валленрод из-под нависших бровей кинул тяжелый взгляд на Андрейшу.
— Брат Плауэн пришел в себя и утверждает, что молодой человек, потерявший невесту, был в числе трех русских купцов, побывавших в Вильне. Так я тебя понял? — тихо сказал маршал эконому.
— Да, он утверждает, — продолжал шептать эконом, почти касаясь губами маршальского уха. — Он еще сказал, что молодой новгородец подговаривал горожан к возмущению. Он зачинщик.
— Хорошо… Ну вот, господин жених, — с мрачной улыбкой сказал Валленрод Андрейше, — ваша невеста нашлась. Великий господь никогда не оставляет без милосердия сирот и вдовиц. Сила нашего ордена — в его милосердии. Господа купцы, — обернулся маршал к гостям, — богатства ордена неисчислимы. У нас много серебра, оно лежит в подвалах без всякого применения. Мы можем вывозить его в Новгород как товар и менять на него ваши меха, воск и другое. Наш главный эконом, Генрих фон Ален, говорит, что это очень выгодно для Новгорода… Я не задерживаю вас больше, господа купцы.
Новгородцы поднялись с мест и раскланялись. Каждому из них был преподнесен подарок — позолоченный шлем.
Великий маршал хлопнул в ладоши.
— Проводите господ русских купцов, — сказал он. — Наши люди порадуют жениха, расскажут, где его невеста.
Когда новгородцы вышли на замковый двор, они остолбенели. На только что построенной виселице качались на ветру три трупа. Это были цеховые старосты: Иоганн Кирхфельд, Макс Гофман и староста пивоваров Герберт Бютефиш.
У ворот к Андрейше подошел орденский брат с длинным, узким лицом:
— По велению великого маршала я должен рассказать тебе, господин купец, как найти невесту. Пойдем.
Андрейша посмотрел на товарищей.
— Иди, иди, — сказал Иван Кашин. — Может, сегодня и с невестой свидишься. А мы домой пойдем, в харчевню. Как справишь дела, приходи, расскажешь.
За русскими купцами закрылась калитка. К Андрейше подошли два орденских брата, опоясанные мечами, и повели его, снова в замок.
Глава тридцать шестая. ПУСТЬ ПРУССЫ ОСТАЮТСЯ ПРУССАМИ
Два брата в черных куртках, перепоясанные мечами и в черных скромных шапочках, шли с Андрейшей по каменным лестницам, каждый раз вежливо уступая ему дорогу, если проход был узким.
Младший из братьев нес смоляной факел: в проходах и на лестницах было темно.
Андрейша пытался заговорить с рыцарями по-немецки, но они не ответили. Только старший брат строго посмотрел на него.
Когда провожатые показали Андрейше на каменную лестницу, винтом уходящую куда-то вниз, ему стало не по себе.
— Мы пришли, — сказал старший, когда они спустились, — теперь тебе только сюда. — И он показал на четырехугольный люк, закрытый железной крышкой.
Младший отвязал от пояса большой заржавленный ключ и звякнул навесным замком.
Андрейша понял, что хотят сделать с ним монахи, когда они подняли крышку и стали вдвоем толкать его в черный провал. Он вскрикнул и стал отчаянно сопротивляться.
Старший рыцарь ударил Андрейшу по голове рукояткой меча, и он уже не помнил, как очутился в соломенной трухе на дне глубокого каменного колодца. Здесь не было ни окон, ни дверей, только квадратный люк над головой, в котором еще был виден колеблющийся свет факела.
Юноша услышал, как старший рыцарь сказал: «Закрывай». Стукнула крышка, наступила полная темнота. Андрейша зверем заметался по каменной норе.
«За что меня бросили сюда? — мелькала мысль. — Может быть, хотят уморить голодом или убить? Выбраться из этой тюрьмы невозможно. Людмила, незабудочка бедная моя, что будет с нами?!»
