фазанов. Я соскучился по этому. За исключением поло и соккера, венесуэльцы мало занимаются спортом, в том смысле, как мы это понимаем. Президент республики однажды пригласил меня на охоту, но это просто означало плюхать вниз по какой-то жуткой тропической реке в каноэ, убивая все, что движется по берегам. Я спорт понимаю иначе. И с удовольствием провел бы день в поле.
– Тогда поговори с Мак-Гиверни. Он у м и р а е т от желания что-нибудь подстрелить. И вечно жалуется, что округа переполнена фазанами. С другой стороны, он не мешает им размножаться.
– Как ты, Патнэм? – бодро спросил Роберт. – Посоревнуемся? По пять долларов за птицу?
– Вряд ли, Роберт. Я годами не держал в руках ружье. И, если ты помнишь, никогда особенно не любил охоту.
– Однако ты был чертовски хорошим стрелком. Ну, давай! Это пойдет тебе на ползу.
– Ну, ладно. – Патнэм неохотно покорился неизбежному, как всегда в разговорах со старшим братом.
– Алекса, вы к нам присоединитесь? – спросил Роберт.
– Я не знаю, долго ли здесь пробуду.
– Мы устроим охоту завтра, если погода позволит. Прекрасно проведете время, обещаю вам.
– Что ж, может быть, – сказала она, поддаваясь напору энтузиазма Роберта. Из-за его манеры смотреть прямо на нее, когда он говорил, ей почему-то трудно было ему противостоять. Кроме того, она сохранила милые сердцу воспоминания, как блуждала вслед за братьями по кукурузным полям, а собаки весело бежали впереди.
Странно, подумала она, но ее гуманность по каким-то причинам не распространялась на фазанов. Ей никогда особенно не нравилось их есть, и она была согласна с отцом, что мясо у цыплят гораздо вкуснее, а убивать их гораздо легче. Однако, охота была одним из редких развлечений, которые она могла разделить с братьями, и она всегда радовалась, изо всех сил стараясь примериться к их широкой походке, таща в сумке за спиной тяжелый термос – потому что ранним утром, когда они выходили, бывало очень холодно, и землю покрывала тонкая серебристая корка льда, хрустевшая под их ногами, и таявшая, как только солнце показывалось над горизонтом.
– Если вы хотите, – сказала она, – конечно.
– Прекрасно. – В его голосе было такое облегчение, что на миг она удивилась – что бы он сказал, если она отказалась.
Только после того, как оказалась в кабинете, Алекса осознала, что, должно быть, в этой самой комнате Патнэм-старший приводил к порядку Артура, а Артур – своих детей, что именно здесь произошла его последняя роковая ссора с Джоном.
Она уселась за стол, чувствуя себя карлицей. Кир Баннермэн был высок, и мебель заказывал соответственных размеров. Поверхность стола блестела – шесть на три фута старинной выделанной кожи. Здесь когда-то Кир, без сомнения, склонялся над своими гроссбухами, а Патнэм-старший пытался растратить свой миллиард долларов. В детстве этот стол произвел на Артура такое впечатление, что он решил, когда вырастет, не даст ему поймать себя в ловушку. На столе стоял телефонный аппарат без кнопок и переключателей линий, из тех, что можно увидеть по телевизору по ночному каналу, передающему фильмы сороковых годов.
Она набрала номер Стерна и он сразу ответил.
– Где вы были, Господи помилуй? – спросил он.
Она объяснила, что выехала из квартиры Саймона.
– Об этом я знал. Я говорил вам, чтоб вы вообще там не поселялись. Это как дело о разводе – на старомодный лад, до этих проклятых новых беспристрастных законов, когда внешний декорум значил больше, чем фактическая сторона. Муж переезжал в 'Хэмпшир Хауз', жена оставалась у себя на квартире, обе стороны нанимали частных детективов, и предполагалось, что до той поры, когда все бумаги будут подписаны, каждый обязан жить в целомудрии. Разводы были чертовски более интересны, когда были связаны с сексом и деньгами, а не только с деньгами. Почему вы не вернулись в свою квартиру?
– Там репортеры. Я не хотела, чтоб у меня брали интервью.
– Что ж, разумно. Где вы сейчас?
– В Кайаве.
– В Кайаве? Вы с ума сошли.
– Мне нужно было кое-что обсудить с миссис Баннермэн. Семейные дела. – Она гадала, не рассказать ли Стерну о смерти Джона, но решила, что в данный момент лучше, если это останется между ней и Элинор.
– Семейные дела? Это не ваша семья. Во всяком случае, пока. Если не будете говорить мне, что вы делаете, не понимаю, как я могу вас представлять.
– Знаю. Я была не права. Но я обязана была так поступить. В любом случае, это сработало.
– Она говорила с вами? Каково было ее отношение?
– Если бы все остальные были столь же разумны…
– Остальные? Кто здесь? – в его голосе прозвучала тревога.
– Патнэм. Сесилия. Эммет де Витт. Роберт.
– Р о б е р т? Мой Бог, Алекса, будьте осторожны.
– Осторожна? В чем?
– Для начала – в словах. И во всем, что вы делаете. Как атмосфера?
– Ну… немного напряженная. Единственный человек, который представляет реальную сложность – это Сесилия. Я думаю, миссис Баннермэн хочет, чтоб мы пришли к соглашению. Фактически, я звоню, чтобы спросить, в состоянии ли вы приехать, чтобы мы могли сесть и все обсудить.
– Соглашение? Я бы сказал, что у нас чертовски выгодная позиция, и мы в нем не нуждаемся. Думаю, мы победим в суде, в открытой борьбе. И ничто на свете не доставит мне большего наслаждения, чем возможность увидеть при этом лицо Кортланда де Витта.
– Это меня и беспокоит. Не уверена, что я х о ч у победить подобным образом. Нет, если семья готова принять желание Артура.
Голос Стерна стал осторожным.
– Что ж, полагаю, от беседы не будет вреда, если она непредвзята. Что говорит Роберт?
– Он, кажется, не возражает против соглашения. По правде говоря, он отнесся к этому вполне разумно.
Последовала долгая пауза.
– В о т к а к? – произнес Стерн. В его голосе была некая сдержанность, словно он хотел сказать больше, чем мог. – Мне лучше приехать к вам немедленно.
Саймон, когда она с ним связалась, также был встревожен и проявил еще большую осторожность.
– Я пытался тебе позвонить, но этот проклятый номер нигде не значится. Я обращался в офис Баннермэнов, в Фонд, везде, куда мог, однако никто, похоже, не знает, как дозвониться до Кайавы, а может, они просто не желали попытаться. Я уж думал, тебя схватили и заточили в башню, как Узника Зенды. Ты могла бы позвонить, черт возьми.
– Я не знала, что ты беспокоишься.
– Конечно, я беспокоюсь. Ты на вражеской территории. Хотя вряд ли ты можешь сильно пострадать от старой леди. По крайней мере, пока Роберта там нет.
– А он здесь.
– Господи Иисусе! Он здесь? Пожалуйста, будь осторожна.
– В чем?
– Не по телефону. Этот чопорный сукин сын Букер тоже здесь?
– Он приехал вместе с Сесилией. Не знаю, какой он чопорный, но он оказался гнусным скользим фискалом.
