Мэллори вернулся к столу.
– Наше правительство помочь не могло, а так как Шавасс владел языком, он решил действовать неофициально.
– Наверное, было очень трудно, особенно для новичка.
– Как ему удалось, не знаю, но удалось. Он лежал в госпитале в Вене, где приходил в себя после ранения, и я решил взглянуть на него. Самое интересное в нем, наверное, то, что он называет «чувство языка». Вы же знаете, как некоторые люди запоминают кубические корни или всю жизнь помнят то, что когда-то прочли. Вот так и у Шавасса блестящие способности к изучению языков. Впитывает их как губка, без всяких усилии.
– И он стал работать в Бюро?
– Не сразу. Сначала это его не заинтересовало. В следующем семестре он вернулся в университет. Как раз на рождественских каникулах он зашел узнать, остается ли в силе мое предложение.
– Он пояснил, почему передумал?
– В этом не было нужды.
Мэллори взял из ящика слоновой кости еще одну турецкую сигарету, аккуратно вставил ее в мундштук из жадеита, его единственное пристрастие.
– У Пола есть все, что необходимо хорошему агенту: чутье, изобретательность, блестящий ум, здравый смысл, а это не часто встречается. К тому же у него есть готовность убивать – качество, которое отсутствует у многих, заставляя колебаться даже в очень трудной ситуации.
– Поэтому он решил, что ему нужна более активная жизнь.
– Что-то вроде этого. Думаю, приключение в Чехословакии позволило ему открыть в себе качества, о которых раньше не подозревал: любовь к расчетливому риску и, главное, желание помериться силами с противником. Преподавать французский и немецкий в старинном университете – дело скучное.
– Но это же было около десяти лет назад? – Мэллори кивнул.
– Признаюсь вам, Хаммонд, я был бы счастлив иметь такого же агента взамен.
В дверь осторожно постучали, и Джин Фрейзер положила на стол пухлый конверт.
– Медицинское заключение о состоянии Пола Шавасса, сэр. Врачи говорят, что минут через пятнадцать он освободится.
Мэллори посмотрел на конверт и вздохнул.
– Хорошо, я сразу же приму его.
Джин уже направлялась к двери, когда он мягко добавил:
– И еще, мисс Фрейзер, я не хочу, чтобы нас беспокоили, ни по какому поводу. Понятно?
Она вышла, и Хаммонд поднялся.
– Что-нибудь еще, сэр?
Мэллори отрицательно покачал головой.
– Это мое детище, Хаммонд. Увидимся завтра утром.
Дверь открылась, впустив на мгновение легкий ветерок. Мэллори задумчиво посмотрел на конверт и с трудом заставил себя собраться. Такая сентиментальность до добра не доводит. Он надел очки и принялся изучать документы.
Лежа на операционном столе, Шавасс смотрел на свое многократно повторенное отражение в рефлекторах на низком потолке. На груди четко выделялся темный от крови рубец, но боли не было.
Тело его, казалось, усохло, сделав более уродливыми шрам от старой раны на левом плече и огромный след от ножевого удара, который протянулся от бедра почти до самого левого соска.
Десять лет. Десять трудных, обагренных кровью лет – вот все, что досталось ему в награду.
Он привстал, опустил ноги на пол, но в этот момент дверь распахнулась и вошел доктор Ловатт, крепко зажав в зубах трубку. Одной рукой он отбросил со лба непокорную прядь седых волос и усмехнулся.
– Как чувствуете себя, Пол?
– Ужасно. Во рту сухо, как в песчаном карьере.
Ловатт кивнул.
– Я дал вам четверть грана морфина для обезболивания.
– Это несколько устарело, не так ли?
– Ничего другого, по-моему, нет, – ответил доктор. – Я не собираюсь менять свои методы лечения только потому, что какая-то фармацевтическая фирма присылает мне свои хвастливые проспекты.
Он наклонился, чтобы осмотреть шрам на колене, осторожно провел по нему кончиками пальцев, и Шавасс спокойно спросил:
– Ну, что скажете?
– Время, Пол, вот все, что нужно.
Шавасс хрипловато засмеялся.
– К чему притворяться? Эта рана выжала из меня все соки, и вы знаете об этом. Ведь вы уже закончили с анализами.
– Шавасс, можете одеваться.
– Так каков же приговор?
– Документы уже у Мэллори. Он примет вас, как только вы будете готовы.
– Значит, такие дела?
– Длительный отдых – это все, что вам нужно, но решение зависит от Мэллори.
И прежде чем Шавасс успел что-то сказать, доктор подошел к двери.
– Может быть, мы еще увидимся с вами до того, как вы уйдете.
Нахмурившись, Пол стал медленно одеваться. Он был уверен что анализы не слишком хороши, особенно те, которые взяли после его фиаско с Йоргенсеном. Но как поступит шеф – вот вопрос. Отправит отдохнуть на пару месяцев, а потом даст ему работу в офисе? Неплохо было бы отойти от дела на некоторое время. Или наоборот?
Он был еще слишком слаб, чтобы думать об этом всерьез, да и морфий уже начал действовать: даже завязать как следует галстук оказалось не так уж просто.
«Вальтер» лежал на столе рядом с портмоне и мелочью. Пол взвесил пистолет в руке, опустил его во внутренний карман пиджака. Здание показалось ему неестественно тихим, и он взглянул на часы. Половина десятого. Все уже ушли, за исключением дежурного офицера ночной смены в комнате связи.
Но Шавасс ошибался: распахнув дверь в приемную Мэллори, он увидел Джин Фрейзер. Она сняла очки, встала из-за стола и шагнула навстречу. Лицо ее выражало искреннее участие.
– Ну, как ты, Пол?
Он взял ее за руки.
– Хорошо, лучше не бывает. Шеф у себя?
Джин кивнула и сжала его руку.
– Приходи ко мне, когда освободишься, Пол. Похоже, тебя нужно подкормить. Поговорим, может, полегчает. – На мгновение лицо его осветилось такой обаятельной улыбкой, что он совершенно преобразился. Он слегка коснулся ее щеки, и в голосе его прозвучала неподдельная искренняя признательность:
– Не стоит терять времени, пытаясь склеить то, что разбилось, Джим. Ничего не получится.
Джин как-то сникла, и плечи ее опустились. Шавасс повернулся, постучался и вошел в кабинет к Мэллори.
Тот сидел за столом. Он серьезно взглянул на Шавасса и кивнул.
– Неважно выглядите, Пол. Присядьте. – Затем встал. – Виски?
– Доктор запретил, – ответил Шавасс. – Или вы еще не прочли медицинское заключение?
Мэллори помедлил, потом, опершись руками о стол, ответил:
– Я прочел его.
– Нельзя ли побыстрее покончить с этим? У меня сегодня был трудный день.
Мэллори глубоко вздохнул и медленно наклонил голову.
– Что ж, если вы хотите, Пол.
Он сел, открыл папку, лежавшую перед ним. Когда он заговорил снова, голос его звучал отрывисто и
