сезоне.
Необычный случай связан с примадонной оперы «Зизи» Бланш. Ленорман предсказала ей удачное продолжение карьеры, но отказалась говорить о судьбе дочерей.
Возмущенная дива на следующий день прислала мужа. Анна-Мария вручила ему конверт с надписью: «8 августа» — и предупредила, что жене говорить ничего нельзя, а тем более вскрывать конверт ранее указанного срока.
В конце июля одна из дочерей заболела. Небольшая лихорадка не внушала опасений. Затем состояние резко ухудшилось. И тогда отец вспомнил о конверте, хотя срок вскрытия еще не наступил. Внутри был листок с короткой фразой:
«Никто и ничем помочь ей не сможет».
Отец бросился к Ленорман, однако та лишь повторила ему эти слова. В ночь на 8 августа маленькая страдалица скончалась.
Впавший в отчаяние отец, заподозрив «черную магию» предсказания, хотел убить пифию. Но священник, которому он исповедался, сумел отвратить его от преступного замысла.
Обо всем этом стало известно уже после смерти Ленорман.
Существует несколько версий предсказания судьбы Наполеона. Первая изложена самой Ленорман, описывающей краткий визит к ней первого консула в начале 1800 года. Многословное, изложенное выспренним слогом, оно характерно для «дорогостоящих» предсказаний, но дает лишь общий абрис судьбы.
В бумагах императора, увезенных британцами после его смерти на острове Св. Елены и возвращенных во Францию спустя несколько десятилетий, был найден листок без даты (что не характерно для Наполеона), на котором кратко изложено аналогичное предсказание. Оно отнесено к иному лицу, но нет сомнения, что это — вариант изложенного мадам Ленорман. Трудно сказать, почему Наполеон сохранил его. Возможно, случайно.
Весьма вероятно, что Жозефина, не сообщая деталей, дала понять мужу о каком-то важном прорицании и уговорила Наполеона посетить салон пифии (в те времена Бонапарт вынужден был сам отправляться к Ленорман).
Предсказание гласило (в изложении Наполеона): «Придет время, когда он будет на вершине славы, но его гений повелит идти дальше. Упорство воли приведет его к неограниченному самовластию. Препятствия не смогут остановить его. Все преграды, стоящие на пути, будут преодолены. Благодаря гениальности, он овладеет троном. Но затем его участь будет ужасной, непоправимой».
За последним словом, будто рука писавшего дрогнула, до края листка протянулась чернильная полоска.
Лабори де Ланзак, известный знаток времен Наполеона, вскользь упоминает о беседе с неким оккультистом того времени, который считал, что предвидение Ленорман позволило будущему императору «осознать вектор судьбы», то есть увериться в своем высоком предназначении.
А зловещий финал? Наполеон не обратил внимания на подобную деталь, казавшуюся ему только вероятной.
Теперь — предсказание в изложении мадам Ленорман: «Придет то время, когда вы будете на недосягаемой высоте славы, но ваш гений будет пылать высочайшим, повелительным и безмерным честолюбием. В вас глубоко таится источник великого, неколебимого самовластия, безмерно-упорной силы воли, постоянно мятущейся к непринужденному неограниченному господству. Провидение неоднократно наносило вам смертельные удары, но не могло сломить вашей закаленной как сталь воли. Вы — гений, вы преодолеете все в жизни, покорите и разрушите все преграды, стоящие на пути вашей жизни. Благодаря этому и гениальному уму вы овладеете троном, и потом вас постигнет ужасная, печальная участь, ничем и никогда не поправимая».
Многие молодые офицеры русской армии, победоносно вошедшей в Париж во время освободительного похода в Европу, слышали о мадам Ленорман и направились в ее салон, чтобы узнать свою судьбу.
Изустные семейные предания и записки современников называют разные имена, но бесспорно, что Ленорман двоим из них, входившим в «смертную пятерку», предсказала судьбу достаточно точно. Вначале говорила о какой-то странной участи. Они настаивали на уточнении; тогда пифия недвусмысленно объявила, что вопрошающий будет повешен. Возмущению офицера не было предела: «Я дворянин. В нашей стране дворян не вешают!»
Но Ленорман, указав на разложенные карты, повторила сказанное.
Зловещее пророчество оправдалось.
Мать Полины Гебль, еще не обвенчанной с И. А. Анненковым, осужденным на пятнадцать лет каторги, но полной решимости последовать за любимым человеком (и отцом ее только что родившейся дочери) в Сибирь, по просьбе дочери обратилась к мадам Ленорман. Но предоставим слово самой Полине Анненковой («Воспоминания»): «Перед отъездом из Москвы я писала матери и просила сходить к мадам Ленорман, известной гадальщице, и спросить ее о моей участи. Мать писала, что исполнила мое желание и что м-м Ленорман удивила ее, во-первых, тем, что сказала прямо, что она спрашивает ее о своей дочери, которая сейчас далеко и судьба которой очень странная, что много придется ей испытать, много пережить, что предстоит ей опасность, которая, однако, минует.
Действительно, вскоре по приезде в Читу меня чуть не убили, и мне кажется, что об этом именно и говорила м-м Ленорман. Но самое интересное в предсказании было то, что она говорила матери, что после долгих испытаний, когда мужу моему будет от 50 до 60 лет, он получит то, что потерял, хотя не все. Ивану Александровичу Анненкову было 55, когда он вернулся в Россию, и родственники возвратили ему довольно значительную часть из его состояния».
Следует отметить, что произошло это «возвращение» после личного вмешательства императора, которому сообщили, как осужденный декабрист был безжалостно обобран дальними родственниками сразу после отправки на каторгу.
В воспоминаниях современников много прямых и косвенных указаний на обращение к Ленорман большей части «сильных мира сего» тогдашней Франции. В дневниках Талейрана есть неясные намеки на то, что всесильный министр пользовался услугами пифии. Нет, не для того, чтобы узнать о своем будущем. С его-то амбициями, хитростью и предусмотрительностью! Он был слишком уверен в себе.
Он знал, что одним из предварительных условий конкретных предсказаний было хотя бы приблизительное, в общих чертах ознакомление с сутью проблемы. Именно таким образом она становилась обладательницей множества секретов не только интимных отношений или имущественных дрязг, но и политических планов владетельных особ, международных соглашений и тайн финансовых операций.
И эти тайны соглашалась продать — за большие деньги, конечно, однако не во вред своей репутации, с условием, что не будут нарушены ее предсказания, если они входили в противоречие с изменением ситуации.
Еще раньше министр полиции, всесильный Жозеф Фуше неоднократно встречался с пифией на тайной квартире в центре Парижа. Она во многом зависела от его благорасположения, так что выбирать не приходилось. Жорж Пеллиньи отмечает, что ни Фуше, ни Анна-Мария никогда не упоминали о своих взаимовыгодных отношениях.
Это сделали недоброжелатели, смакуя обстоятельства их «свиданий». Фуше интересовали и враги режима, и главари преступных сообществ, а Ленорман знала многое.
Время было такое, что люди из самых различных слоев общества тянулись к таинственному, были достаточно суеверны.
В приемной Ленорман толпились политики и дипломаты, военные и банкиры, спекулянты и светские дамы (и, конечно, дамы «полусвета»). Все они жаждали заглянуть в свое будущее, спасительное прозрение было способно решить все проблемы, ответить на все вопросы.
В этой «мутной водице» страхов, ожиданий, надежд, отчаяния и самых разных иных эмоций можно было выловить очень важные сведения, даже государственного значения.
Многие, писавшие о судьбе одной из самых необыкновенных женщин Европы первой половины XIX века, приводили веские доказательства, что Анна-Мария была важным звеном шпионской сети. Что была эта организация создана ранее и пифия попросту была включена в ее деятельность. Чьи интересы преследовала? Возможно, с ней имели отношения Талейран и Фуше, а также сменивший последнего в 1810
