году генерал Савари, расширивший и укрепивший систему полицейского сыска. Возможно, ему не хватало ума, ловкости и изощренной хитрости предшественника, но, действуя методом «количества, а не качества», наводнив Париж и страну массой своих агентов, Савари никак не мог оставить без внимания салон мадам Ленорман.
Его шпионы рыскали среди посетителей, сам министр полиции неоднократно встречался с Анной- Марией без всякой конспирации.
Собственно, чему удивляться? Еще в Древней Греции жрецы, окружавшие Дельфийскую пифию, собирали политические и иные сведения, необходимые для правильных пророчеств. Ведь, несмотря на иносказательность, советы пифии всегда содержали «рациональное зерно», способное подсказать нужное решение.
Доверенные лица вступали в разговоры с ожидавшими доступа в святилище, где стоял прославленный треножник, на котором восседала пифия. Известны случаи, когда жрецы совершали путешествия в иные города, иные страны, чтобы получить сведения на месте (об этом упоминают античные авторы), дабы пророчества были удачны.
Добывавшие сведения жрецы всегда получали помощь от местных собратьев — корпоративность сословия облегчала контакты. А то, что боги были разные, — не имело существенного значения.
Но вернемся в Париж.
Занималась ли Анна-Мария шпионажем в пользу родной Франции? Возможно, ее клиентами были политики Австрии, Пруссии или России. Кто знает...
Некоторые считали, что важные политические сведения она попросту продавала тем, кто больше платил. Само собой разумеется, при гарантиях собственной безопасности.
Самый выдающийся шпион при Савари, Карл Шульмейстер, несколько раз посещал салон Ленорман. Маловероятно, чтобы «император шпионов», как называли его, интересовался своим будущим, тем более в гадательном варианте. Скорее всего, были совсем иные интересы, ибо в регистрационных книгах он был записан под фальшивыми именами. Хотя кто знает? И тогда секретные агенты были достаточно суеверны.
Известно, что квартира пифии находилась под постоянным полицейским надзором, а в архивах хранятся списки посетителей салона. Причем полиция больше всего интересовалась теми, кто желал остаться анонимным. Это могли быть заговорщики или преступники, неосторожные агенты иностранных держав или опасные безумцы.
И установлением их личностей занимались особенно активно. Дважды в неделю «Сеид Мушар» (то есть «шейх» полицейских шпионов), как прозвали Савари, получал подробный список посетителей Ленорман. Но особых трений с полицией у нее никогда не возникало.
Кроме гадательной практики, Ленорман последнюю треть жизни серьезно занялась писательством. Оставила несколько десятков томов, в которых — ссылаясь на каббалистику, астрологию и собственный ментальный дар — сообщала различные пророчества, обычно весьма туманные. Высокопарным слогом вещала о будущем Европы и мира. Правда, внимательные читатели «Пророческих воспоминаний Сивиллы» могли заметить, что большая часть из них относилась к событиям, уже происшедшим. Само собой разумеется, даты возглашения пророчеств опережали события на какое-то время. Ленорман уверяла, что не могла обнародовать эти предсказания, так как была связана обязательствами перед своими клиентами.
И хотя будущее рисовалось в пророчествах неопределенным и двузначным, оно не было привязано жестко к каким-то точным датам, эти «Книги Сивиллы» пользовались неизменным успехом даже в XX веке и были переведены на многие европейские языки.
В 1810 году в Петербурге появилась и быстро приобрела известность немка Кирхгоф, по профессии модистка, промышлявшая ворожбой и гаданиями. Популярность ее была необычайно велика.
П. П. Каратыгин в историческом романе «Дела давно минувших дней», вышедшем в 1888 году, так описал знаменитую гадальщицу: «Шарлотта Федоровна Кирхгоф, вдова пастора, высокая ростом старуха лет 60-ти, наружностью менее всего походила на колдунью. Довольно свежее лицо напоминало старушек Рембрандта. Черное шерстяное платье и такая же шаль с узенькой блестящей каймой составляли ее постоянный неизменный костюм. В знатные дома барыни приглашали ее к себе, посылая за нею свои кареты. На ее квартире Кирхгоф посещали преимущественно мужчины, молодые и пожилые, и не только статские, но и гвардейцы. Многие шли к ней, посмеиваясь, но выходили серьезные и угрюмые: предсказаниям не верили, называя их вздором, враньем, а между тем этот вздор фиксировался у них в памяти, а предсказание было дамокловым мечом, добровольно навешенным над их собственными головами».
В конце 1811 или в начале 1812 года царь Александр I, предчувствуя неизбежность войны с Наполеоном и не желая этой войны, находился в затруднительном положении. Царь обратился за помощью к прорицательнице. Молодой в то время офицер К. Мартене, ставший невольным свидетелем визита императора к гадалке, описал этот эпизод в своих воспоминаниях: «Однажды вечером я находился у этой дамы, когда у дверей ее квартиры раздался звонок, а затем в комнату вбежала служанка и прошептала: «Император!» «Ради Бога, спрячьтесь в этом кабинете, — сказала мне вполголоса г-жа Кирхгоф, — если император увидит вас со мною, то вы погибли».
Я исполнил ее совет, но через отверстия, проделанные в дверях, вероятно, нарочно, мог видеть все, что происходило в зале. Император вошел в комнату в сопровождении генерал-адъютанта Уварова. Они были оба в статском платье, и по тому, как император поздоровался, можно было понять, что он надеялся быть неузнанным. Г-жа Кирхгоф стала гадать ему.
«Вы не то, чем вы кажетесь, — сказала она, — но я не вижу по картам, кто вы такой. Вы находитесь в двусмысленном, очень трудном, даже опасном положении. Вы не знаете, на что решиться. Ваши дела пойдут блестяще, если вы будете действовать смело и энергично. Вначале вы испытаете большое несчастье, но, вооружившись твердостью и решимостью, преодолеете бедствие. Вам предстоит блестящее будущее».
Император сидел, склонив голову на руку, и пристально смотрел в карты. При последних словах он вскочил и воскликнул: «Пойдем, брат!» — и уехал вместе с ним в санях».
Стоит ли напоминать, что эти предсказания полностью сбылись: сначала было бедствие — война с Наполеоном, французы в Москве и пожар Москвы, а затем триумфальный въезд императора Александра в Париж во главе русской армии на белом коне.
В воспоминаниях разных людей приводятся и другие поразительные предсказания Шарлотты Кирхгоф. Например, за две недели до восстания декабристов в 1825 году она предрекла смерть Милорадовичу, а за год до этого события, гадая младшему брату И. И. Пущина — М. И. Пущину, состоявшему в Северном обществе, сообщила следующее: «Странно говорят карты, что вы будете в солдатах». Известно, что поздней осенью 1819 года двадцатилетний А. С. Пушкин и его приятель Никита Всеволжский посетили знаменитую гадальщицу. Об этом своем визите поэт не раз рассказывал друзьям. Алексей Николаевич Вульф, часто встречавшийся с Пушкиным, когда тот жил в Михайловском, тоже слышал рассказ о предсказании, рассказ этот со слов Вульфа был записан М. И. Семевским:
«Вскоре по выпуске из лицея Пушкин встретился с одним из своих приятелей — капитаном лейб- гвардии Измайловского полка. Капитан пригласил поэта зайти к знаменитой в то время в Петербурге гадальщице, которая мастерски предсказывала по линиям на ладонях и по картам.
Поглядела она на руку Пушкина и заметила, что у него черты, образующие фигуру, известную в хиромантии под именем стола, обыкновенно сходящиеся к одной стороне ладони, у Пушкина оказались совершенно друг другу параллельны. Ворожея внимательно и долго их рассматривала и, наконец, объявила, что владелец этой ладони умрет насильственной смертью, а по картам сказала, что его убьет из-за женщины белокурый молодой мужчина. Взглянув затем на ладонь капитана, ворожея с ужасом объявила, что офицер также погибнет насильственной смертью, но погибнет гораздо ранее против его приятеля, быть может, на днях. Молодые люди вышли смущенные. На другой день Пушкин узнал, что капитан убит утром в казармах одним солдатом. Был ли солдат пьян или приведен был в бешенство каким-нибудь взысканием, сделанным ему капитаном, как бы то ни было, но солдат схватил ружье и штыком заколол своего ротного командира».
