запасе нету! Передай своему директору, чтобы он к обеду позвонил мне и доложил: «Вал достали». Я узнаю, будет стоять машина или нет. Все.
— Все понятно. До свиданья. Значит, мы звоним?
— Звоните.
Сеня вышел.
— Великолепно! — Сеня не знал, куда теперь двинуть.
В приемной остался один усталый гражданин. Сидел, не решаясь входить в кабинет.
— Пятый угол искали? — вежливо спросил он и улыбнулся.
Сеня грозно глянул на него… И вдруг его осенило: городской вид, а главное, желтый портфель — все это вызывало в воображении Сени чарующую картину склада запчастей… Темные низкие стеллажи, а на них, тускло поблескивая маслом, рядами лежали валы — огромное количество коленчатых валов.
И городской незаметно сует ему пару…
— Слушай, друг!.. — Сеня изобразил на лице небрежность и снисходительность. — У тебя на авторемонтном никого знакомого нету? Пару валов вот так надо. Пол-литра ставлю.
Городской снял со своего плеча Сенину руку.
— Я такими вещами не занимаюсь, товарищ, — сказал он. Потом деловито спросил: — Он сильно злой?
— Кто?
— Секретарь-то?
Сеня посмотрел в глаза городскому и опять увидел стройные ряды коленчатых валов на стеллажах.
— Нет, не очень. Бывает хуже. Иди, я тебя подожду здесь. Иди, не робей.
Городской поднялся, поправил галстук. Прошелся около двери, подумал…
Дверь неожиданно распахнулась — на пороге стоял секретарь.
— Здравствуйте, товарищ первый секретарь, — негромко и торопливо заговорил усталый, ибо секретарь собирался уходить. — Я по поводу своей жалобы.
Секретарь не разобрал, по какому поводу.
— Что?
— Насчет жалобы. Она теперь в вашем районе живет и…
— Кто живет в нашем районе?
Усталый досадливо поморщился.
— Я вот здесь подробно, в письменной форме… — Он стал вынимать из портфеля листы бумаги. — Целый «Война и мир», хе-хе…
— Вот тут на улице, за углом, прокуратура, — сказал секретарь, — туда.
— Не в этом дело, товарищ секретарь. Они не поймут… Я уже был там.
Секретарь прислонился спиной к дверному косяку.
— Идите. Там все понимают.
Усталый помолчал и дрожащим от обиды голосом сказал:
— Ну что же, пойдем выше. — Повернулся и пошел на выход совсем в другую сторону. — Все забыли!..
— Не туда, — сказал секретарь. — Вон выход-то!
Усталый вернулся. Проходя мимо секретаря, горько прошептал:
— А кричим: «Коммунизм! Коммунизм!»
Секретарь проводил его взглядом, повернулся к Сене.
— Кто это, не знаешь?
Сеня пожал плечами.
— А ты чего стоишь тут?
— Уже пошел, все.
Грустный грустно шагая серединой улицы — большой, солидный. Круглая большая голова его сияла на солнце.
Сеня догнал его.
— Разволновался? — спросил он.
— Заелся ваш секретарь-то, — сказал грустный, глядя перед собой. — Заелся.
— Он зашился, а не заелся. Погода вот-вот испортится, а хлеб еще весь на полях. Трудно.
— Веем трудно, — сказал грустный. — У вас чайная где?
— Вот, рядом.
— Заелся, заелся ваш секретарь, — еще раз сказал грустный. — Трудно, конечно, такая власть в руках — редко кто не заестся.
— Ты из города?
— Да.
— У тебя там на авторемонтном никого знакомого нету?
— А что?
— Пару валов надо…
— Волов?
— Валов. Коленчатых.
Грустный человек грустно посмеялся.
— Мне послышалось: волов. Надо подумать.
— Подумай, а?
Подошли тем временем к чайной. Вошли в зал. Грустный сказал:
— Сейчас… Сделаем небольшой забег — что-нибудь сообразим.
— Какой забег?
— В ширину.
Сеня не понял. Грустный опять посмеялся.
— Ну, выпьем по сто пятьдесят… Выражение такое есть. — Он грузно опустился на стул, портфель поставил на стол. — Садись.
— Слушай, туг же нет по сто пятьдесят.
— Как?
— Не продают.
— Тьфу!.. Демократия!
— Красного можно.
— Ну, возьми хоть красного. На деньги.
Сеня принес бутылку вина, стакан.
— А себе стакан?
— Мы же в город поедем. На мотоцикле же. Как я поведу-то?
— А, валы-то… — Грустный налил полный стакан, выпил, перекосился. — Ну и гадость!.. Чего только не наделают. — Налил еще полстакана и еще выпил. — От так.
Закурили.
— Валы, говоришь?
— Валы.
— Прямо хоть караул кричи?
— Точно. Погода стоит…
— Мне бы ваши заботы… А на кой они тебе сдались, эти валы?
— Я же тебе объяснял: полетел…
— Нет, я про тебя говорю. Машина-то чья?
— Моя.
— Личная?
— Какая личная!..
— А, государственная?
— Ну.
— А почему тебе жарко?
