месте? Почему ты не хочешь довериться мне? Хочешь казаться счастливым? Я делаю вид, что верю тебе, я терпелива. Ты должен найти себя сам, один, никто не может подсказать тебе дорогу, тем более я. Когда мы поженились, ты меня просто ослепил, Дэйв, ты был такой веселый, но мало-помалу я догадалась, что на самом деле ты другой. Но молчала об этом. Я жила всеми твоими надеждами и вместе с тобой строила воздушные замки – стоило тебе найти новую работу. Но каждый раз повторялось одно и то же. Проходит всего несколько недель, и наши надежды рушатся. Но я буду терпелива, Дэйв, я знаю, ты найдешь свою дорогу, но ты найдешь ее сам. Ты должен отыскать ее сам, чтобы уже не сомневаться, что она действительно твоя. Вернись, Дэйв, вернись ненадолго или хоть напиши, позвони мне, по крайней мере. Целый месяц – ни строчки, ни звонка – это слишком долго. Я так беспокоюсь! Где ты? Сейчас два часа. Я возвращаюсь домой – триста шагов по влажным от тумана улицам. Вот и сейчас, как каждый день, я вставляю ключ в замок и надеюсь, что за дверью – не только мебель и пустота.
Дэвид прижимает к себе счастливую Кристину. Она ничего не заметила. Письмо мнется в кармане.
– Давай вечером уложим Джон-Джона и пойдем куда-нибудь поужинать, как влюбленная парочка, перед последним самолетом на Рок-Ривер.
– О, нет! Ты только что приехал и опять уезжаешь?
Ей хочется, чтобы Дэвид остался до завтра. Он тоже этого хочет; они займутся любовью, а потом уснут обнявшись. Зачем ему, вечному бродяге, снова куда-то бежать?
– Мне тоже ужасно жаль, но придется ехать, я веду важное расследование. Я расскажу тебе о нем, когда закончу. Пошли ужинать, Кристина, найдем ресторанчик, где играет тихая музыка и свечи горят на розовой скатерти. Выпьем бутылочку 'Альмадена'.
Дэвиду вдруг становится страшно. Смутное предчувствие говорит ему, что он совершает ошибку. Вот-вот он расскажет все Кристине. Но Дэвид так и не открывает рта.
'Зачем ты отпускаешь меня, почему позволяешь мне бежать, разве не видишь, что я погибаю?'
Кристина видит. Она старается подбодрить его взглядом, почти молит.
'Откройся мне, любимый, расскажи, что ты натворил, я тебе помогу, мы все начнем сначала, вдвоем, нет, втроем, с Джон-Джоном, у нас еще вся жизнь впереди.'
Вечером в аэропорту Дэвид замедляет шаг перед синим почтовым ящиком, достает письмо жене, вертит его в руках. И снова прячет в карман куртки. Завтра он, может быть, отправит его из мотеля 'Литл Америка'.
Глава 19
– Дэвида Уоррена убили.
Адриан ошеломленно смотрит на шефа полиции Марвина.
– Почему вы так считаете, Кэл?
Старый друг журналиста неторопливо рассказывает:
– Уоррен позвонил мне 18 января, за два дня до ухода с шахты. Он намекнул, что напал на след какой- то крупной аферы. Я подумал, речь идет о мошенничестве или организованной банде, которая ворует тяжелое оборудование. По-моему, он очень волновался, но карт не раскрывал. И еще он добавил, слово в слово: 'Вот увидите, в округе полетят головы; в этом деле замешаны очень известные люди. Для всех это будет большой неожиданностью.' Я пытался выспросить побольше, но он отмолчался. Я понял, что он хочет один все расследовать, чтобы заслужить одобрение начальства. Он выжидал, пока накопятся улики, чтобы официально обратиться за помощью к полиции. И почему я не заставил его поделиться со мной? Когда он погиб, я тут же вспомнил о его звонке. Может, он все-таки кому-то проболтался?
Шеф полиции умолк, а недоверчиво слушавший его Адриан думает о своем. Неужели в последние две недели жизни Дэвид действительно вел самостоятельное расследование? Но если Уоррена убили, кому это было выгодно? Разве что шахтеру Хаски Джонсу, у которого Дэвид нашел оружие. Ведь по вине Уоррена тому пришлось покинуть эти места.
– Вы рассказали шерифу о звонке Уоррена?
Кэл хмыкает.
– А вы думаете, он стал бы меня слушать? Гораздо проще через три дня закрыть дело, квалифицируя его как 'самоубийство', чем разбираться в этой запутанной истории.
– Послушайте, Кэл, я не хуже других знаю, что вы ненавидите шерифа Мановски, но не слишком ли далеко вы зашли в своем конфликте с ним?
Шеф полиции устало возражает:
– Я отбрасываю личные чувства, когда речь идет о работе!
Адриан в этом не уверен. Но невозмутимо продолжает:
– Однако расследование.
Шеф городской полиции резко перебивает его, он прямо-таки кричит:
– Расследование, расследование, да они его моментально свернули, это расследование!
Немного поубавив тон, он продолжает:
– Это верно, что у него, как и у меня, не хватает людей, нам их требуется гораздо больше, чтобы выполнять все наши обязанности. Когда каждую неделю смертельные случаи при невыясненных обстоятельствах.
– Но ведь, – замечает Адриан, – дело Уоррена вызвало столько шума.
Глава полиции мнется: стоит ли договаривать? Затем все-таки решается:
– Только между нами, Адриан. Смерть Уоррена была похожа на самоубийство, и это вполне устраивало
