Он желал Коббу смерти. Да, Бог свидетель, как страстно он хотел, чтобы тот умер. Но раньше Люк не знал, какой смерть бывает внезапной, жестокой и беспощадной.
Люк не мог забыть, как Сэм выстрелил – так легко, так небрежно, словно забрать чужую жизнь было так же просто, как сыграть в покер. Он сделал это не из ненависти, не ради наживы или ослепляющей страсти. Он сделал это бездумно, как маленький ребенок, который ломает домик из кубиков. Только потому, что в сложившейся ситуации Кобб был более полезен ему мертвым, чем живым.
Моя жизнь, думал Люк, тяжело, как старик, опускаясь на кровать. Все эти годы он считал, что сам хозяин своей жизни. Но это была неправда. Кто-то все время стоял за сценой, дергая за веревочки и насмехаясь над тем, как он жил, старался, добивался…
Все – из-за извращенного чувства ревности и раздутой обиды за сломанный нос. Любой посторонний, будь он в тот вечер в кабинете с дубовыми панелями и кожаными креслами, увидел бы, что Сэм был не просто амбициозен, не просто хладнокровен. Он был безумен. Но из свидетелей его безумия в живых остался только один человек.
Что он мог сделать? Люк с силой потер ладонями глаза, чтобы прогнать из них картину убийства и прикинуть, что его ожидало.
Он вломился в частный дом. Если бы полиция знала, где искать, они нашли бы след, а след привел бы прямиком к Нувелям. Если бы Люк пришел в полицию со своей запутанной историей шантажа и убийства, то кому они поверили бы? Вору, или добропорядочному гражданину?
Он был готов рискнуть. Хотя Люк и не был уверен, что смог бы перенести тюремное заключение и не сойти с ума, но был готов рискнуть. Тем не менее, оставалась вероятность, что Сэм захочет осуществить и остальные угрозы. Отправить Макса в приют для умалишенных, разорить Лили, обесчестить Роксану. А может быть, убийство покажется Сэму более привлекательным, и он убьет их – убьет из револьвера с отпечатками пальцев Люка.
От этой мысли его охватила такая паника, что он бросился к телефону и быстро набрал номер. Его пальцы судорожно сжимали трубку. Она ответила сразу же, точно ждала его звонка.
– Алло… Алло? Кто это?
Он мог видеть ее так ясно, будто они находились в одной комнате. Она сидит в постели, трубка прижата к уху, на коленях раскрытая книга, на экране телевизора мелькает черно-белое кино.
Потом этот образ исчез, растаял, как дым, потому что Люк знал, что никогда больше ее не увидит.
– Алло? Люк, это ты? Что-нибудь не… Он медленно и спокойно положил трубку. Он сделал выбор. Ответить ей, все рассказать – значило сохранить ее и видеть, как она страдает. Но если уйти от нее, не проронив ни слова, ни вздоха, то она станет просто ненавидеть его и будет в безопасности.
Качаясь, словно уже напился, он встал, взял бутылку и улегся обратно на кровать. Виски не облегчит его страданий, но возможно, он хотя бы заснет.
Утром, свежевыбритый и загримировавшийся, Люк выписался из отеля и направился в аэропорт. Он хотел жить. Хотя бы для того, чтобы убедиться, пусть издалека, что Сэм оставил Нувелей в покое. И может быть, для того, чтобы потянуть время, подождать, понаблюдать и придумать подходящую месть.
В голове у него еще не было ни плана полета, ни даже направления. Хоть он любил летать, но его жизнь была теперь пуста, как оставленная в номере бутылка.
– Он должен был вернуться еще несколько часов назад, – потирая вспотевшие ладони, Роксана мерила шагами рабочий кабинет отца. – Что-то случилось. Он не должен был лететь один.
– Для него это не первое дело, моя дорогая, – Макс поднял ярко раскрашенную коробку с высокой, до пояса, скамьи, и под ней оказалась отрубленная голова Мышки с дьявольской усмешкой на устах. – Он знает, что делает.
– Он не зарегистрировался в аэропорту.
– Это не самое главное, – Макс нажал на кнопку пульта управления, спрятанного у него в рукаве, и голова издала долгий, протяжный стон. Другая кнопка – и глаза посмотрели влево, вправо, рот искривился. – Отлично, отлично! Совсем как живой правда?
– Папа, – чтобы привлечь его внимание, Роксана поставила коробку обратно, на голову. – У Люка неприятности. Я это знаю.
– Откуда ты это знаешь? – он выключил пульт управления.
– Потому что никто не слышал о нем с тех пор, как он улетел отсюда прошлой ночью. Потому что он должен был вернуться к шести утра, а сейчас уже почти полдень. Потому что, когда я позвонила в аэропорт, чтобы спросить про Джона Кэррола Брейкмана, мне сказали, что он записал свой вылет в план, но так и не появился.
– Очевидные причины. Настолько же очевидные, как и то, что голова все еще под этой коробкой, – своим старым театральным жестом Макс подхватил коробку со скамьи, Голова исчезла, а вместо нее оказалась пышная цветущая герань. – Я учил тебя не принимать очевидное за правду.
– Но это же не фокус, черт лобери, не магический трюк! – она резко отвернулась. Как он мог играть в игры, когда Люк где-то потерялся? Макс положил руку ей на плечо, и она вся напряглась.
– Он умный, находчивый мальчик, Рокси. Я понял это с первого раза, когда его увидел. Он скоро вернется. Ему в ответ она буркнула его же слова:
– А ты откуда знаешь?
– По картам, – чтобы отвлечь и развеселить Роксану, Макс вытащил из кармана колоду и взмахом развернул ее. Но негибкие пальцы не смогли удержать развернутый веер. Максу показалось, что карты внезапно ожили, чтобы ликующе выпрыгнуть у него из рук и броситься по полу врассыпную. Полными ужаса глазами он смотрел, как они разлетались по комнате.
Роксана ощутила пронзительную боль в его сердце так же явно, как и в своем собственном. Она присела, чтобы собрать колоду и быстро проговорила, прогоняя жутковатую тишину:
– Я знаю, что Люк иногда что-нибудь меняет, но не так, – она проклинала карты, проклинала возраст, проклинала себя за то, что никогда не сможет заменить Максу эту потерю. – Тебе не кажется, что мне надо полететь туда и поискать его?
Он молча смотрел на пол, хотя карты уже исчезли, спрятанные у Роксаны за спиной. Вот они есть, вот их уже нет. Но Макс знал самое лучшее волшебное заклинание. Он просто перестал сражаться и удерживать свой разум в настоящем. Когда он перевел взгляд обратно на свою дочь, в его глазах была улыбка – мягкая и покорная улыбка, от которой у Роксаны сильно защемило сердце.
– Если хорошо поискать, если искать долго-долго, то всегда найдешь то, что хочешь. Ты знаешь, что очень многие считают, что на свете существует несколько философских камней? Но они попались в ловушку очевидного!
– Папа, – Роксана протянула к нему свободную руку, но Макс покачал головой, за тысячи миль от своей дочери, стоявшей рядом со слезами на глазах.
Внезапно он схватил книгу и хлопнул ею по ней с такой силой, что Роксана подскочила. В его глазах больше не было улыбки, только страсть и отчаяние.
– Я уже почти отыскал его! – он поднял вверх кипу своих заметок и встряхнул ими. – Когда я найду, когда он будет мой… – успокоившись, он осторожно уложил бумаги обратно на стол и пригладил их своими больньми пальцами. – Тогда вся магия мира будет здесь, правда?
– Да, конечно, – она подошла к нему и обняла, прижавшись щекой к его щеке. – Папа, пойдем наверх.
– Нет, нет, беги одна. Мне еще надо поработать, – Макс сел, жадно погружаясь в старинные секреты старинных книг. – Скажи Люку, пусть позвонит Лестеру, – отсутствующе добавил он. – Я хочу удостовериться, что новые осветительные приборы уже установили.
Она открыла было рот, чтобы напомнить Максу, что бывший менеджер «Волшебной Двери» ушел на пенсию и уехал в Лас-Вегас еще три года назад. Но вместо этого опять крепко сжала губы и кивнула:
– Хорошо, папа.
Кое-как одолев лестницу, она отправилась разыскивать Лили.
Роксана нашла ее во дворе, где Лили кормила голубей хлебными крошками.
– Леклерк сердится, что я это делаю, – она бросила пригоршню раскрошенного хлеба в воздух и засмеялась, глядя, как голуби толкаются и дерутся. – Они измажут нам весь двор. Но они такие лапочки, так смешно поворачивают головки и смотрят своими черными глазками.
