друзья и владельцы галереи из Нью-Йорка. У Боба Миза самая лучшая антикварная лавка в городе.
– Вот как? – Жан-Поль поставил чемодан и протянул тому руку. – Мы непременно заглянем к вам в магазин до отъезда.
– Открыто с десяти до шести, шесть дней в неделю, в воскресенье с двенадцати до пяти. – Боб отметил про себя штиблеты Жан-Поля из крокодиловой кожи и золотой браслет. Ну можно ли себе представить, чтобы мужчина носил браслет, даже если он иностранец. Боб также отметил его экзотическую жену. Всеми этими маленькими подробностями он будет с удовольствием делиться, стоя за прилавком магазинчика до самого закрытия. – Ну, мне пора назад.
– Спасибо, что завез лампу.
– Нет проблем. – Махнув на прощанье рукой, он забрался в грузовик и отъехал.
– Кто-то упомянул о вине, не так ли? – поинтересовалась Анжи.
– Совершенно верно. – Взяв Анжи под руку, Клер двинулась было с ней по дорожке, ведущей к фасаду дома. – В вашу честь я даже отправилась в соседний Фредерик и закупила там партию pouilly-fuisse.
– Подождите-ка. – Жан-Поль шагнул в противоположном направлении. – Ты работаешь здесь, в гараже?
– Да, Но почему бы нам не войти в дом и сначала устроиться? А как вам нравятся эти петунии? Я как раз…
Анжи уже спешила вслед за своим мужем, таща за собой Клер. Набрав воздуха, Клер сжала губы и стала ждать. Ей ужасно хотелось отложить этот момент – и она понимала, что это глупо. Мнение Жан-Поля и Анжи было очень важно для нее. Она знала, что они любили ее. И именно поэтому, они будут честны, даже жестоки в своих оценках, если нужно. Скульптуры, которые она сделала здесь, у себя дома, имели для нее огромное значение. Они были сделаны буквально кровью ее сердца, в большей степени, чем какие-либо другие ее работы.
Она молча стояла поодаль, наблюдая, как они кружат вокруг и осматривают их. Слышала, как Анжи мяго постукивала ногой о бетонный пол, изучая ее деревянную фигуру со всех сторон. Они не обменялись ни словом, ни даже взглядом. Рассматривая металлическую скульптуру, на которую столь неодобрительно только что отреагировал Боб Миз, Жан-Поль вытянул нижнюю губу, что, как знала Клер, означало, что он волнуется.
Там, где Боб видел лишь металлическую головоломку, Жан-Поль разглядел огромный костер, с рвущимися ввысь огненными языками. «Пламя было алчным и угрожающим», – подумал он. У него даже мурашки побежали по коже. Он попытался представить себе, что именно было поглощено этим пламенем.
Не говоря ни слова, он всматривался теперь в руку из глины, которую Клер обожгла лишь накануне. «Рука молодая и дерзкая, – пронеслось у него в голове. – Равно готовая к жестокости и героизму». Он снова вытянул губу и перешел к следующей работе.
Переминаясь с ноги на ногу, Клер засунула руки в карманы, затем опять вытащила их. «Зачем она подвергает себя этому, – спрашивала она себя. Буквально каждый раз у нее было ощущение, будто она вырывает из своего нутра свои чувства, свои фантазии и страхи и отдает их на всеобщее обозрение. А от этого ей так и не становилось лучше, не становилось легче, – размышляла она, вытирая повлажневшие ладони о джинсы. – Если у нее есть хоть капля здравого смысла, то ей лучше пойти в продавщицы».
Чета Ле Бо остановилась у металлической скульптуры, навеянной ночным кошмаром Клер. Они еще так и не перемолвились ни единым словом. Какое бы безмолвное общение ни происходило между ними. Клер этого все равно бы не смогла понять. Когда Жан-Поль повернулся к ней, у нее перехватило дыхание. Когда он положил руки ей на плечи, выражение его лица было торжественным. Наклонившись, он поцеловал ее в обе щеки.
– Поразительно.
Клер, присвистнув, выдохнула. – Слава Богу.
– Терпеть не могу ошибаться, – взволнованно заговорила Анжи. – Действительно, просто ненавижу признавать свои возможные ошибки. Но лучше, что ты могла сделать, Клер, это приехать сюда и работать здесь. Бог мой, Клер, ты просто потрясаешь меня!
Клер обняла их обоих, не зная, рыдать ли ей от полноты чувств или же хохотать. В глубине души она знала, что скульптуры действительно хороши. Но мозг ее иссушался этими отвратительными, неотступными сомнениями. – Давайте выпьем вина, – сказала она.
Боб Миз поспешил в свою лавку, войдя в нее через заднюю дверь, чтобы не столкнуться с посетителями. А прежде чем взять телефонную трубку, закрыл наружную и внутреннюю двери. С пересохшим ртом он стал набирать нужный номер. У него всегда пересыхало во рту, когда ему при свете дня приходилось заниматься тем, что обычно совершалось под покровом ночи.
– Я видел ее, – сказал он, как только на том конце провода взяли трубку.
– И что?
– Она на самом деле все время вспоминает своего старика. Это сразу видно. – Сделав паузу, Боб мысленно поблагодарил высшие силы за то, что он бьи еще слишком юн для посвящения в круг избранных, когда Джек Ким-болл выпал из окна. – Но не думаю, что она знает, чем он занимался – то есть, я хочу сказать, не чувствуется, чтобы это ее беспокоило. Но насчет статуи я был прав. Сегодня я рассмотрел ее как следует.
– Расскажи мне.
Боб пожалел, что до телефонного разговора не позволил себе глотнуть чего-нибудь прохладительного. – Она похожа на то, что я вам говорил. – Он сжал губы. Здесь, в собственной конторе, фотографиями жены и детей на заваленном бумагами столе и бьющим в нос запахом льняного масла, ему было трудно осознать, что он один из. них. Что ему нравилось быть одним из них.
– Церемониальная маска, одеяния» Голова животного на человеческом теле. – Он понизил голос до шепота, хотя по близости никого не было. – Это мог быть любой из нас – так, как она это видела. Не думаю, что она помнит точно – вернее, она не знает, что помнит.
– Какая-то часть ее помнит. – Голос был холоден и ровен. – Это может стать опасным. Будем за ней следить. Возможно, сделаем ей мягкое предупреждение.
Боб лишь отчасти почувствовал облегчение при слове «Мягкое». – Послушайте, я на самом деле не думаю, что она помнит. Нам нечего бояться. Иначе она бы уже рассказала шерифу. Но скорее похоже на то, что эта парочка слишком занята постельными делами, чтобы что-либо обсуждать.
– Очень красноречиво. – От холодного презрения, прозвучавшего в голосе, Боб вздрогнул. – Я непременно учту твое мнение.
– Не хочу, чтобы с ней что-нибудь произошло. Она друг.
– У тебя нет друзей, а только наше братство. – Это было не констатацией, а угрозой. – Если ею придется заняться, то так оно и будет. Помни о своей клятве.
– Я помню, – сказал Боб, когда там повесили трубку. – Я помню.
Сара Хьюитт прогуливалась по Главной улице, наслаждаясь теплым, душистым вечером. Мягкая погода была хорошим предлогом, чтобы облачиться в шорты и смотреть, как у этих старперов возле почты глаза на лоб полезли. Тонкие джинсовые шорты были такие тесные, что ей пришлось застегивать молнию, лежа на постели. Материя соблазнительно облегала ее задницу. Ее полные, тугие груди мягко покачивались под короткой майкой с надписью «Дикая тварь» во всю ширину.
Она чуть-чуть курнула наркотической травки и накрасила губы в возбуждающий темно-красный цвет. Прогуливалась она медленной, ленивой походкой, зная, что глаза всех были устремлены на ее покачивающийся зад. Больше всего на свете Сара любила привлекать внимание, и ей было абсолютно наплевать, вызывало ли оно одобрение или, наоборот, негодование.
Она привлекала к себе внимание уже начиная с шестого класса, когда позволила Баки Найту снять с нее в кустах рубашку на школьном пикнике. Так как Баки был на три года ее старше, то он заработал нахлобучку от этой старухи Глэдис Финч. Это жутко позабавило Сару, потому что именно она была инициатором этого маленького эксперимента.
Спустя три года она позволила папаше маленькой Мэриллу Уилсон кое-что побольше, чем просто поглазеть. Сара почти каждый субботний вечер сидела с маленькой Мэрилу за пятьдесят центов в час. Но когда похотливый Сэм Уилсон повез Сару домой, он дал ей еще двадцать, чтобы она помалкивала о том, что
