делал вид, что сильно неравнодушен, но я никогда не слыхал, чтобы он поднимался сюда. Сара говорила, что он боится своей жены. Думаю, как и многие другие. Она говорила, что здесь перебывало большинство взрослого населения Эммитсборо и треть штата. Но то, что она так болтает, еще ничего не значит.
– О'кей. Пойдем звонить.
– Кэм, ты думаешь, с ней что-то случилось? Что-то нехорошее?
Иногда ложь бывает предпочтительнее. – Я думаю, что она, наверное, разозлилась и удрала. Сара всегда сначала делает что-то, а потом думает.
– Да. – Бад ухватился за эту мысль как за последнюю соломинку. – Когда немного остынет, она вернется и уговорит Клайда снова взять ее на работу.
Но покидая маленькую комнатку, никто из них не верил в это.
Джолин Баттс сидела за кухонным столом и спешно составляла списки гостей. Она первый раз за многие недели взяла свободные полдня. Правда, в середине недели после обеда в пиццерии было не так уж много работы, и она рассчитывала, что Уилл справится и без нее.
Ведь не каждый день твой сын кончает школу.
Ее огорчало то, что Эрни не проявлял интереса к колледжу, Но она старалась не придавать этому большого значения. В конце концов, она и сама не училась в колледже, а все вот как хорошо обернулось. Уилл же уже видел Эрни с дипломом колледжа и был страшно разочарован. Но ведь он, собственно, так и не примирился и с тем, что Эрни отказался работать в пиццерии после школьных занятий.
«Оба они с Уиллом и подготовили это», – решила она. Они так усердно трудились, чтобы добиться успеха и ввести Эрни в процветающее дело. А он предпочел качать бензин.
Что ж, мальчику почти восемнадцать. В этом возрасте она-то
Она услышала, как он вошел в переднюю дверь и сразу же повеселела. Они уже так давно не садились поговорить на кухне. Как когда-то, когда он возвращался из школы и они ели что-нибудь вкусное, а затем вместе решали длинные примеры.
– Эрни. – Она слышала, как он остановился на лестнице. «Мальчик слишком много времени проводит у себя в комнате, – подумала она. – Слишком часто сидит один». – Эрни. Я на кухне. Иди сюда.
Он вошел в дверь, сунув руки в карманы джинсов. Ей показалось, что он был немного бледен, но она тут же вспомнила, что в воскресенье он плохо себя чувствовал. «Просто волнуется перед выпуском», – решила она и улыбнулась ему.
– Что ты здесь делаешь?
Это звучало как обвинение, но она сдержалась. – Я освободилась на несколько часов. Я никак не могу запомнить твое расписание. Ты работаешь сегодня?
– Только с пяти часов.
– Хорошо, значит у нас есть немного времени. – Она встала и сняла крышку с широкой керамической посудины для сладких блюд. Я приготовила шоколадный пудинг.
– Я не голоден.
– Ты почти не ешь вот уже два дня. Ты все еще плохое себя чувствуешь? – Она протянула руку, чтобы пощупать ему лоб, но он отдернулся.
– Не хочу никаких пудингов, слышишь?
– Хорошо. – Ей казалось, что она смотрит на незнакомца, у которого глаза были слишком темны, а кожа слишком бледна. Он то и дело вынимал и засовывал руки в карманы. – Удачный был день в школе?
– Мы там ничего не делаем, только тянем время.
– Ну…– Она почувствовала, как улыбка сходит с ее лица и снова заставила себя взбодриться. – Я знаю, как это бывает. Последняя неделя до выпуска это все равно, что последняя неделя до истечения кредита. Я прогладила твою выпускную мантию.
– Хорошо. У меня полно дел.
– Я хотела поговорить с тобой. – Она стала собирать списки. – Насчет приема гостей.
– Каких гостей?
– Ты знаешь, мы ведь обсуждали это. В воскресенье после окончания школы. Приедут бабушка и Поп, тетя Марси, а также Нана и Фрэнк из Кливленда. Я, правда, не знаю, где все они будут спать, но…
– Зачем им приезжать?
– Как зачем? Ради тебя. Я знаю, что ты получил только два билета на само торжество, так как школа небольшая, но это не значит, что мы не можем собраться все вместе и устроить вечеринку.
– Я же сказал, что не хочу никаких гостей.
– Нет, ты сказал, что тебе все равно. – Она положила списки на стол, изо всех сил стараясь сдержаться.
– Так вот, мне не все равно, и я не хочу никаких вечеринок. Я не хочу видеть никого из этих людей. Я вообще не хочу никого видеть.
– Боюсь, что тебе придется это сделать. – Она слышала интонацию собственного голоса, ровную, холодную, неуступчивую, и поняла, что она звучит точно так же, как у ее матери. «Круг замкнулся», – устало подумала она. – Эрни, уже все предусмотрено. Мать и отчим твоего отца приедут уже в субботу вечером вместе с несколькими твоими кузенами. Остальные приедут утром в воскресенье. – Она подняла руку, как бы отталкивая его несогласие, подобно дорожному полицейскому, отгоняющему назад машины. «Еще одна манера ее матери», – подумалось ей. – Что ж, ты можешь не хотеть их видеть, но они все хотят видеть тебя. Они гордятся тобой и хотят присутствовать при этом событии в твоей жизни.
– Я заканчиваю школу. Почему, черт побери, из-за этого такой шум?
– Не смей говорить со мной таким тоном! – Она приблизилась к нему. Он был намного ее выше, но на ее стороне была власть материнства. – Мне все равно, сколько тебе лет, семнадцать или сто семь, но никогда больше не смей говорить со мной подобным образом.
– Я не хочу, чтобы здесь болталась куча идиотских родственников. – Он начал заикаться и испугался, что не сможет это преодолеть. – Мне не нужно никакого торжества. Ведь это я кончаю школу, не так ли? Разве я не имею права выбора.
Ее сердце переполнилось нежностью к нему. Она помнила, что это такое, быть связанным родительскими ограничениями. Она тоже не понимала в свое время их смысла. – Прости, но боюсь, что этого права у тебя нет. Эрни, ведь это всего только пара дней из твоей жизни.
– Вот именно. Моей жизни. – Он поддел ногой стул. – Это моя жизнь. Когда мы переезжали сюда, ты тоже меня не спрашивала. Потому что это должно было быть «полезным» для меня.
– Мы с твоим отцом считали. Мы думали, что это будет хорошо для всех нас.
– Точно. Здорово получается. Увозите меня от всех моих друзей и засовываете в какое-то захолустье, где у всех ребят только и разговору, что об охоте на оленей и выращивании свиней. А мужики занимаются тем, что убивают женщин.
– О чем ты говоришь? – Она положила ему руку на плечо, но он резко отстранился. – Эрни, я знаю, что напали на женщину, и это ужасно. Но ее не убили. Такое здесь не случается.
– Ты ничего не знаешь. – Его лицо покрылось мертвенной бледностью, в озлобленных глазах стояли слезы. – Ты ничего не знаешь об этом городе. Ты ничего не знаешь обо мне.
– Я знаю, что люблю тебя и беспокоюсь. Может быть, я слишком много времени отдавала ресторану и слишком мало тебе, мы так редко просто разговаривали друг с другом. Присядь. Сядь рядом со мной и давай обсудим все это.
– Слишком поздно. – Он закрыл лицо руками и зарыдал так, как она давно не слышала.
– О, детка. Дорогой, иди сюда. Скажи мне, чем я могу помочь?
Но когда она обняла его, он вырвался. Глаза его стали уже не озлобленными, а дикими. – Слишком поздно. Я сделал свой выбор. Я его уже сделал, и дороги назад нет. Просто оставь меня в покое. Оставь меня в покое, это лучшее, что ты можешь сделать.
Спотыкаясь, он выскочил из дома и побежал. Чем громче она его звала, тем быстрее он мчался
ГЛАВА 24
Клер заканчивала скульптурный портрет Элис. Это будет первой работой для отдела в музее Бетадайн, посвященного творчеству женщин. В скульптуре были изящество, мысль, ум, сила и спокойная
